Ход убийцы - Песах Амнуэль
— Вещи? — удивилась Дорит, и у меня неприятно кольнуло под лопаткой. — А, вы имеете в виду эти две сумки? Я о них и забыла…
— Да, эти две сумки, — сказал я. — Что с ними?
— Михаэль приехал ко мне в воскресенье вечером, у него были две сумки… ну, такие, на плечевом ремне… Мы поговорили и… В общем, когда Михаэль уехал, я обнаружила, что сумки он забыл — они лежали за диваном, он просто не обратил внимания…
Ну конечно, — подумал я, — забыл о сумках, в которых лежали четыре миллиона наличными.
— Я хотела позвонить ему в машину, но он в это время позвонил сам… Вспомнил о сумках и попросил, чтобы они там повалялись до нашей следующей встречи, ему не хотелось возвращаться с половины дороги.
Неплохой психологический ход, — подумал я. Если бы он намекнул Дорит на важность этих сумок, она непременно запомнила бы этот эпизод и рассказала на следствии. А так — все попросту выветрилось у нее из памяти. Михаэль умер, а тут какие-то вещи… Конечно, он бы вернулся за ними — во вторник или среду.
— Вы мне покажете эти сумки? — спросил я. Сингер включил двигатель, и машина выехала на пустое в это время шоссе.
Дорит пожала плечами. Сумки ее не интересовали.
* * *
Не скажу, чтобы вид плотных пачек нас особенно поразил. Мы с Сингером увидели то, что ожидали, а Дорит, кажется, потеряла всякую способность удивляться чему бы то ни было.
— Пожалуй, — сказал Сингер, — вам, Дорит, рискованно оставаться одной. Если кто-нибудь узнает, что в этих сумках…
— Забрать сумки мы тоже не имеем права, — добавил я. — Это важное вещественное доказательство, только полиция может изъять его. Вы не будете возражать, если до приезда инспектора Хутиэли мой коллега побудет с вами? Он может лечь в салоне…
Дорит пожала плечами.
— Мне рано вставать на работу, — пробормотала она.
* * *
— Цви, — сказала Тами, — пришел господин Хузман.
— Пусть войдет. И принеси два кофе.
— Три, — сказала Тами.
Хузман пропустил вперед Дорит. В общем-то, я ожидал чего-то подобного, просто не думал, что они придут вдвоем. Если такие же взгляды бросала Дорит на Михаэля во время злосчастной вечеринки, то могу себе представить, как смотрела на Дорит Сара. Впрочем, если говорить о взглядах, то хотел бы я знать, какими глазами смотрела Сара на своего Шаферштейна. Мне было точно известно — со слов Сингера, — что после прекращения обвинения против Хузмана Саре так и не удалось повидаться с бывшим возлюбленным, он уклонялся от встреч с энергией матерого разведчика, скрывающегося от вражеских агентов. Впрочем, личные дела Сары Левингер меня не интересовали.
— Присаживайтесь, — сказал я, — и прежде, чем я отвечу на ваши вопросы, господин Хузман, подпишите эту бумагу.
Я протянул через стол документ, и прежде Хузмана его взяла в руки Дорит. Быстро же, однако, завладевают женщины тем, что называется мужской самостоятельностью. Хузман и бровью не повел, смотрел, как его новая подруга читает не предназначенный для нее текст.
— Это, — пояснил я, — договор о том, что мой гонорар по вашему делу составляет пятьсот тысяч шекелей, то есть именно оговоренную нами прежде четвертую часть вашего выигрыша.
— Так я же выписал вам чек, господин адвокат, — нахмурился Хузман, не понимавший юридических тонкостей.
— Совершенно верно, и я уже снял деньги с вашего счета, — согласился я. — Но предстоит судебное разбиратьство, и я бы не хотел, чтобы мой гонорар был обозначен как часть обнаруженных мной денег, как об этом сказано в нашем первом соглашении. Сумма должна быть точной и не зависящей от обстоятельств. Согласны?
Дорит передала листок Хузману и едва заметно пожала плечами. Не говоря ни слова, клиент взял со стола авторучку и поставил подпись. Я спрятал документ в ящик стола и заявил:
— Готов отвечать на вопросы, если вам что-то еще непонятно.
Тами внесла поднос с кофейником, чашками и сахарницей. «Что-нибудь еще?» — спросила она взглядом. «Нет», — ответил я. Тами бросила взгляд на Дорит и сделала мне знак, который означал: «Девица-то ничего себе. Своего не упустит». Я был с этим согласен. Собственно, беднягу Михаэля спас от семейного скандала и развода случай. Если можно назвать спасением от чего бы то ни было смертельную дозу яда.
— Зачем, — сказал Хузман тоном обиженного ребенка, — зачем они хотели меня убить?
— Не они, а он, — поправил я. — Михаэль, насколько я понимаю, все делал сам, не советуясь с Сарой. Иначе женщина проговорилась бы на каком-нибудь этапе следствия.
— Пусть он, — согласился Хузман. — Все равно — зачем?
— Разве непонятно? Мотив тот же, по которому вас пытался обвинить инспектор Хутиэли. Деньги. Плюс необходимость избавиться от свидетеля.
— Неужели, — подала голос Дорит, — Михаэль еще в воскресенье уже думал…
Она замолчала, но смысл вопроса был понятен: женщина не могла поверить в то, что мужчина, на которого она положила глаз, обдумывал хладнокровное убийство друга в то время, когда приезжал к ней с сумками, набитыми деньгами, и говорил с ней о взаимной привязанности и прочих подобных глупостях.
— Никто сейчас на этот вопрос не ответит, — сказал я. — Но, судя по поступкам Михаэля, он обдумал все — от момента собственного похищения до банки баклажанного салата, которую он положил в магазине на полку.
Хузман дернул головой.
— Смотрите, — сказал я, — как, на взгляд следствия, развивались события. Вы с Михаэлем покупаете лотерейные билеты и договариваетесь, как обычно, поделить выигрыш пополам. На билет падает выигрыш в четыре миллиона, и Михаэлю становится жаль отдавать вам половину. Он задумывает историю с похищением. С женой он своей идеей не делится, поскольку отношения в семье натянуты уже не первую неделю, и Михаэль убежден, что Сара непременно проговорится Шаферштейну, а лишние свидетели ему не нужны. Возможно, Михаэль и вовсе собрался развестись — как вы думаете, Дорит?
Женщина смотрела куда-то поверх моей головы, размышляя над моими словами.
— Не знаю, — сказала она. — Этот инспектор меня уже спрашивал… Не знаю. Я могла бы этого добиться, согласна, но все еще было в самом начале… Нет, не знаю.
— Хорошо, оставим это. Практически наверняка разводиться собиралась Сара, в любом случае это означало раздел имущества. Четыре миллиона уже и без того были располовинены, а тут еще… Короче говоря, Михаэль задумал прибрать к рукам все деньги и для этого разыграть собственное похищение. Он прекрасно знал вас, господин Хузман, и был уверен, что ради спасения друга вы, конечно, пожертвуете своими двумя миллионами. Первый этап операции: деньги должны были быть взяты наличными, иначе история с похищением вряд ли смогла бы остаться в




