Кульбиты - Валери Тонг Куонг

потеряли. Я справлялся кое-как, и только благодаря твоей бабушке. Эти пачки наличных не какие-то грязные деньги, это все от нее. Я по уши в долгах, у меня нет никаких доходов, дом… ты видела, что с ним стало… Кроме того, он был заложен. Так что буду честен с тобой: путешествия по всему миру, когда мы тратили деньги не считая и достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы получить все, что хочешь, – это в прошлом. Мне так жаль, что я лишил тебя стабильного будущего – безопасного, простого, обеспеченного, но ты должна знать: я нашел работу, я начинаю через неделю, мы снимем квартиру, я постараюсь избавиться от долгов и думаю, что мы справимся.

Она подходит ближе и с тревогой смотрит на него.

– Папа, я знаю, тебе трудно это понять, но, думаю, у меня нет никакого будущего. И ты этого не изменишь. Никакие деньги не изменят.

Взмахнув рукой, она указывает на парковку за окном и дальше, на спортзал, едва различимый за плотной белой пеленой.

– Смотри, какой снегопад, скоро все заметет… А на прошлой неделе мы умирали от жары. А до этого был ураган и наводнения, а еще раньше – лесные пожары. Сколько бы у тебя ни было денег, они не смогут это остановить. Папа, ни о чем не жалей, я не собираюсь путешествовать по умирающему миру. Мое единственное будущее – сегодня, а сегодня – соревнования. Наша единственная утрата не твои акции и даже не наш дом. Наша единственная утрата – это мама.

Эдди смотрит на дочь. Впервые он слышит не белый шум, который издает маленькая девочка, а логичные, рассудительные слова зрелой молодой женщины, и от того, что она говорит, ему становится грустно, но в то же время он чувствует гордость. Он думает о Норе, ей бы тоже было грустно, и она тоже гордилась бы.

– Кстати, о маме, – вдруг говорит Лени, но тут же умолкает, потому что Эдди снова начинает бить кашель.

Он встает на трясущихся ногах. Она вздыхает.

– Папа, иди ложись. Потом поговорим. Отдохни, ты нужен мне на трибуне.

Она улыбается. Ее теплый взгляд наполняет его и успокаивает лучше, чем любое лекарство.

– Я буду там, моя девочка, я буду там, чтобы тебя поддержать.

Джона

Он едва сдерживается, чтобы не выругаться. Он только что наступил в припорошенную снегом темную мягкую кучу. Слишком поздно заметил ее, пробираясь между машинами на переполненной парковке. Уже пошел обратный отсчет, соревнования начались – сегодня девушки, завтра юноши, первыми выступают самые юные, а категория «Элита», где Лени, – через два часа. Нужно заполнить бумаги, проверить условия тренировки, оборудование. Он поднимает ногу, разглядывает подошву и задается вопросом: кто мог навалить столько дерьма. Осматривается по сторонам, настороженно прислушиваясь, ожидая услышать рычание, затем пытается очистить подошву о снег, трет ее об асфальт, надеясь стереть вонючие следы. Это трудно, вокруг почти ничего не видно: снег валит без остановки, на земле и крышах машин уже толстый ковер толщиной сантиметров тридцать, не меньше. Джона поднимает голову. Спортивный комплекс с огромным стальным куполом кажется призрачным видением. И только приглушенный звук объявлений, доносящихся из огромных динамиков, напоминает, что здесь проходит важное мероприятие – чемпионат.

Он трясет ногой, стряхивая тающий снег, холодная вода пропитала носки и край спортивных штанов, пробирает до костей. Он направляется к спортзалу, входит внутрь, попадает из одного мира в другой: снаружи – ужасный холод, серость и белизна, пронизывающая сырость, а в холле – яркие огни, столпотворение гимнастов, чиновников, зрителей, только что закончились квалификационные соревнования среди одиннадцати-двенадцатилетних спортсменов, у входа в раздевалку кто-то принимает поздравления, кто-то плачет, кто-то обнимается. Главный зал чуть дальше, примерно в десяти метрах. Спортивная федерация позаботилась о том, чтобы зона для разминки была отделена от площадки для выступлений. Джона подходит к стойке, заполняет бумаги, получает бейдж. Он надевает его на шею и вдруг остро ощущает отсутствие Норы. Сует руку в карман и нащупывает медальон с цифрой три, который она подарила ему задолго до того, как начался их роман. Она видела в этой цифре особый смысл, магию, тройка символизировала гармонию, союз, идеальный баланс – не слишком мало, не слишком много; развитие и достижение; начало, середину и конец; прошлое, настоящее и будущее, все вместе – тело, душу и дух. Прямой путь, истину, жизнь.

«И Святую Троицу, – пошутил тогда Джона. Мать, дочь и я, Святой Дух. И для нас троих нет ничего невозможного».

Что же будет с ними теперь, когда их уже не трое?

Он возвращается в мотель. Снегопад усилился, он опускает голову: вот болван, забыл шапку на стойке. Он был сбит с толку словами, которые едва слышно сказала ему президент федерации. Она хочет встретиться с ним перед его отъездом, поговорить о будущем, уточнила она, – и нет, речь не о Лени, а о нем. Она хочет усилить свою команду, и он – один из самых очевидных кандидатов. Пусть он покажет сегодня, на что способен, пусть его спортсменка победит, и тогда она сможет предложить ему новую работу. Ей примерно сорок лет, она знаменитая спортсменка, чемпионка, на протяжении многих лет занимавшая верхние ступени пьедестала, он всегда восхищался ею. Она этого не знает, но ее предложение потрясло его. Джона никогда не думал о том, чтобы оставить свой клуб в провинциальном городке. Даже когда ему было невыносимо скучно – еще до прихода Лени. Он принял свою судьбу. Он просто ждал смерти. Для большинства людей смерть – громкое слово, серьезное дело, но для него это просто то, что однажды случится и принесет облегчение, настолько бессмысленной ему казалась жизнь. Лени изменила ее траекторию, Нора прочертила ее еще ярче, и он почувствовал доселе неведомое желание жить, ему показалось, что у него есть миссия, роль, особый путь, который нужно пройти, он поклялся привести Лени на вершину и, заменив отца, всегда заботиться о ней – и о ее матери, лучшей матери на свете. Он наконец понял, в чем смысл жизни, но на город обрушилась буря, смерч унес Нору и принес Эдди, отца вместо матери, – и вопреки всякой логике, тот оказался хорошим отцом… Этого не было в контракте, который, как ему казалось, он подписал с судьбой.

Прошло три недели, и у Джоны не осталось иллюзий, пусть даже Эдди и Лени все еще не готовы смириться с реальностью. Нора мертва, мертва, мертва, а он… буря вернула его в исходную точку, и в будущем его ждет очень немногое: провести еще некоторое время с Лени, пока однажды она не отправится дальше, к новым горизонтам, новым целям и новым победам. Существовать, а не жить, тренировать славных, но бездарных детей, бегать по вечерам до изнеможения, время от времени заглядывать к Сольвейг или Эмили. Ждать, когда явится смерть и на этот раз не промахнется.

Но вдруг он услышал:

– Мы могли бы многое сделать вместе, – сказала президент федерации. – Присоединяйтесь ко мне. Таких тренеров, как вы, я больше не знаю. Вы нужны мне.

Он нужен.

Он вежливо стучит в дверь номера, хотя, черт побери, это и его номер тоже. Ответа нет, он заходит. Эдди лежит на кровати, глаза у него блестят, он с трудом поднимается, кашляет и снова падает на подушку.

– Ты как? – беспокоится Джона. – Ты же не сможешь пойти на соревнования Лени.

– Конечно смогу, и ты меня не остановишь, – бормочет Эдди. – Мы с ней поговорили. Все прояснили. Я ей обещал.

– Ладно, – говорит Джона. – Пойду поищу что-нибудь. Наверняка здесь где-то есть аптека. Сироп. Хотя бы витамины…

– Ты и так уже много сделал, Джона.

Джона не отвечает. Он берет ключи от машины. На парковке он стряхивает рукавом снег с лобового и заднего стекол, садится, заводит машину, медленно трогается с места. Здесь, на окраине, снегоуборщики появятся не скоро. Он дрожит, хотя печка работает вовсю. Дворники с трудом справляются со снегом, колеса проскальзывают. «Осторожно, – говорит он себе вслух, – будь осторожен,