Нерасказанное - Ritter Ka
– Вы верите в отношения на всю жизнь? – спросила Роза.
Погасил сигарету.
– Розали, вы невероятны. Любите Володю, а он так занят.
И очаровательно улыбнулся.
Последнее осеннее солнце катилось за край.
– Поехали, мадам. Вы ведь спрашивали, какая у меня должность.
> ПРИМЕЧАНИЕ. В кафе "Семадени" легально продавались мятные леденцы с листьями Erythroxylum coca.
> ДОМОНТОВИЧ В. “Доктор Серафикус”: Тогда все курсистки читали графа Амори, Вербицкую, в лучшем случае – Винниченко. Для студентов – карты, пулька в преферанс, пиво; для курсисток - флирт, кофе и пирожные в Семадене.
6. КАССАРНИ
Киев, Кудрявец, ул. Львовская, 24
(сейчас ул. Сечевых Стрельцов)
Галицко-буковинский шалаш В. Сечевых Стрельцов, казармы
Заехали во двор.
– Мадам, подождите здесь.
Симон исчез. Здесь все были в схожей форме. Из-за стены прогремел его голос — резкий, металлический.
— Так что тут за цирк? Ты же дрянь. Два дня – и срок. Не сделаешь — на штык насажу, через рот выйдет. Ясно?
Розе показалось, что кто-то пробил ей перепонки в ушах.
Через несколько минут он вышел с другим - младшим. Говорили шепотом. Симон на мгновение тронул его за плечо - коротко, как-то слишком искренне. Тот кивнул.
Симон открыл дверцу:
— Госпожа Винниченко, сотник Коновалец.
– Очень приятно, – сказала Роза, уже без уточнения, что она не Винниченко.
Молодой человек поклонился.
- Все хорошо, - добавил он и исчез.
Ехали молча. Под домом Симон тихо добавил:
– À bientôt, madame. (Еще увидимся, мадам)
> ГРУШЕВСКИЙ М., Воспоминания: В то время в Киев отовсюду наплывали галичане. Все они хотели под протекторат Ц. Совета, а еще точнее С. Петлюры.
7. НОЧЬ
"Замок врача". Маловладимирская, 60. (Сейчас Гончара).
Роза пришла со свертком — детская кофточка, теплые носки.
Открыл Симон. В мундире, застегнутый к шее. Посмотрел на сверток.
- Они во Львове. Еще со вчера, — сказал спокойно. – Проходите. Вы вся мокрая. В душ.
Проклятый дождь, хоть бы не заболеть. В ванной идеальная чистота: полотенца, мыло, чашка под щетку. Квартира была готова. Даже коты где-то делись.
Мила руки, услышала — входная дверь щелкнула. Мужской голос. Незнакомый, тихий. Несколько слов. Ушел.
Вышла — Симон стоял у стола, в очках, окутанный дымом, переводил тяжелую папку с бумагами. Кожаная, с ремешком. На обложке — штамп на немецком. Уже в свитере.
- Кто будет? – спросила она.
Он отвел глаза от документов. Выпустил дым.
— Нет, мадам. Держите бруслю. Это Олина. Грейтесь.
Было тепло. В кухне пахло гречкой, немного сыром и чем-то еще, после Оли. Симон достал коньяк, налил в чашки удобно держать.
– Это вы, – тихо сказала Роза. Она и сейчас видела ту руку с золотым отблеском поверх своей юбки в Семадене.
Он молчал. Отставил бутылку.
— Что вам нужно? - Спросил.
– Но как? – она вздрогнула. — Я видела ваш почерк.
- Видели. Один. Я пишу, как мне удобно, обеими руками.
Роза застыла, словно что-то внезапно осознала.
Помолчал. Улыбнулся сам себе.
– Говорят, у меня глаза меняются.
– Вы и это контролируете? – Роза уже не знала, что думать.
– Нет. Это когда становится по-настоящему.
Роза долго молчала. Наконец спросила:
— Но ведь вы женаты. У вас ребенок.
Симон кивнул.
– Это не весь я.
- А Оля?.. Она знает?
— То, что нужно, знает.
— А вы… все эти годы… с кем-то были?
Он посмотрел прямо.
– Вас это не обходит.
Роза сникла, но не отступила:
– Вы ее любите?
Симон выдержал паузу, ответил просто:
– Я никогда их не покину.
Тишина повисла. Роза опустила глаза в чашку, отхлебнула коньяк.
– Сколько это длится? С Володей.
Симон не отвел взгляда.
- Ни разу, - сказал ровно. – Он вам не изменяет.
Роза скривилась.
- Да. Только со всеми женщинами вокруг.
Вздохнула, отставила чашку.
– Это же… неправильно, – прошептала Роза. — Вы… забираете нашу любовь.
Симон засмеялся.
— Себе не лгите. Володя вам нужен только такой, как есть со мной внутри.
Без меня он станет как все: слабо, быстро, раз в неделю.
И вы сами его вывернете, как старье.
Она хотела что-нибудь сказать, но не успела. Направился ближе.
Хлопнул ладонью по столу.
Каждое слово вошло в Розу гвоздем:
– Ты кончаешь по четыре раза.
Он каждый день вытаскивает меня. С себя. Часами.
Не может завершить.
Тебе хорошо.
Этим живешь.
А я утром – опять там.
Роза молчала.
Симон встал, погасил сигарету. Шепотом:
– Это длится тринадцать лет. Я все знаю.
И уже ровно:
– Последнее…
Сифилис. Давно. К вам.
Ему было плохо. Очень.
Требовалась поддержка.
(Пауза)
– Он носит все в себе. До крови.
Я знаю, потому что я там. Теперь.
Молчит.
Йбаный котелок.
(Спокойно продолжил)
- Проверьте здоровье. Ваше – и его.
> ПРИМЕЧАНИЕ. У В. Винниченко в промежутке 1908–1910, до Розалии, был сифилис, от которого он вылечился. И несколько попыток суицида.
8. ФИНАЛ
Там же. Утро.
Роза поняла, что сама в квартире. Тихо. На столе записка. Почерк с крестовой буквой Т.
«Кофе – для вас. Еда. На столе.»
## #19. Ультиматум
ПРОЛОГ. 5 ЛЕТ К ТОМУ
Канны, Франция. 1912.
Сухой песок. Блеск воды.
Роза – на шезлонге. Шампанское.
На коленях — Boule de Suif, "Пышка" Мопассана. Читает, как цмулит.
Рядом – Володя. Загар. Легкий костюм. Глаза – злые.
В руке – защупанное письмо.
— Какая пошлая херня твоя книга.
Роза:
— Вы ничего не понимаете.
(Ты ничего не понимаешь.)
Володя прячет письмо в карман.
— Учись говорить нормально, Роза. Быстрее. Кажеш, як блюєш.
Смотрит на нее как на неразрешимую проблему. Обнимает сзади. Запах персика. Руки в бюстье. Лоб к ее шее.
А в кармане – бумага. Выжигает кожу до костей.
Где-то в гнилой Москве он.
Тащит женщину. Младенец. На трех работах.
И украинское издание. Без гонорара.
Придурок.
I. 53 ДНИ К ТОМУ
[Саймон]
Центральный Совет.
Красная гниль. Ноябрь, 1917.
В России – октябрьский мятеж.
Киев трясло. Провокаторы – на каждом шагу. Открытки с ядом.
— Земля — крестьянам!
— Мир — солдатам!
— Власть — советам!
В Центральной Раде – Комитет охраны революции. Председатель – Порш (за роспуск армии). Dream team.
Симон с краю. Не смешно. Курва.
– Никакой конфронтации, – сказал Порш.
- Надо переговоры. С монархистами…
Поедет Симон. Больше некому.
Белая гвардия – казенный зал. Цари на стенах.
Саймон:
— Готовится мятеж. Предлагаем координацию.
Старший офицер вздохнул:
— Вы кто? Хохлы?
Симон: "Мы - Киев."
— Киев мать городов. Русских. А вы — предатели.
Вернулся. Комитет распущен. Все полномочия – Генеральному Секретариату.
Володя.
В stercore revertimur. (Снова в гной.)
II. 40 ДНЕЙ К ТОМУ
[Саймон]
Третий универсал, провозглашение.
Киев, Софийская площадь. 20.11.1917
Суета. Толканья. Групповое фото. Под Богданом.
> “Отныне Украина становится Украинской Народной Республикой.
Не отделяясь от России и сохраняя единство ии, мы твердо станем на нашей земле, чтобы силами нашими помочь всей России, чтобы вся Россия стала федерацией свободных народов.”
Буквы Володины. Без Грушевского.
Не театр. Цирк.
В Питере ленин. Граница прорвана. Красная опухоль разрастается.
"Не отделяясь от России".
Центральная Рада легла под то, чего не было. Россию со свободными народами.
Грушевский – слева. Хвастается новым томом Истории Украины-Русы.
Володя в шляпе – сзади. Гениальный текст гордится.
Vermis politicus (лат. политический червь) Думает Симон.
Володя дует в
