Солнечный ожог - Сабин Дюран
Я села. Голова пульсировала, грудь сдавило. Я подумала обо всех людях, которых мы обдурили. Наш первый объект, миссис Уильямс в Джайпуре, плакала, когда рассказывала о своем умершем муже – новая отделка дома была, по ее словам, попыткой «двигаться дальше». Я вспомнила женщину в Барселоне – она так отчаянно хотела сбросить вес, что продала свое обручальное кольцо. А сбежавший с «Пикассо» Джеймс Николс – его отец однажды звонил ему, когда он был с нами, и его рука дрожала, сжимая телефон.
Я думала обо всем том насилии в моей жизни, от которого я пряталась. Пит, сожитель Джой, бил ее; я затаскивала Молли в чулан под лестницей и пела, чтобы заглушить тошнотворный звук ударов. В «Фэйрлайт-хаус» время от времени кто-то кричал, кому-то выдирали волосы или разбивали нос. Смерть я уже видела – парень по имени Шейн умер от передозировки. Его глаза закатились, на губах выступила пена. Все остальные, и я в том числе, сбежали. Я предпочла не смотреть.
Я знала, что Шон способен на убийство. От него исходила угроза и чувствовалась склонность к насилию. Он никогда не мог как следует скрыть это. Я уже однажды пыталась от него уйти, в Марракеше. Тогда он принялся меня обрабатывать: сначала сыпал угрозами, что я слишком много знаю, а потом включил обаяние. Мы ведь команда. «Как ты можешь все разрушить?»
Башенка «голубятни» выглядела зловеще на фоне ночного неба. Я подумала о деньгах, припрятанных в бачке унитаза. Шестьдесят тысяч евро.
Это может произойти на этой неделе. Или на следующей. Но он обязательно за мной придет. Он найдет меня. Даже здесь.
Глава десятая
Я вырубилась, едва коснувшись головой подушки, просто провалилась в сон, но через несколько часов вдруг резко проснулась. Меня снова настигла смерть Лулу, и я лежала без сна, с маниакальным упорством прокручивая в голове последние несколько часов ее жизни. Понемногу сон вернулся, но был прерывистым, как у человека с высокой температурой.
Как только в окне забрезжил свет, я протянула руку к телефону, набрав в строке поиска фразу: «Обнаружено тело, юг Франции» – и заставила себя всмотреться в открывшийся список. В Доломитах пропал любитель пешего туризма; в доме престарелых под Руаном произошло убийство, а потом убийца покончил с собой; пожилой человек пал жертвой ливневого паводка. Наверное, я испытала облегчение, не обнаружив новостей о Лулу, но мои ощущения не были похожи на облегчение. Мне было так грустно.
Я прислушалась. Снаружи было тихо – щебетали птицы, журчала вода в бассейне. Стараясь передвигаться по комнате максимально бесшумно, проверила деньги и паспорт и оделась. Вчера вечером я постирала свои шорты и футболку, и они успели высохнуть.
Спустившись на первый этаж, я отодвинула от двери машину для чистки бассейна, которую поставила туда перед сном, и аккуратно открыла задвижку.
Дом спал. Французские окна были открыты, на кухонном столе стояла пустая бутылка из-под красного вина и два грязных винных бокала. Кто-то затушил в блюдце сигаретный окурок. Я засунула пробку обратно в бутылку, а бокалы и пепельницу поставила в раковину.
Ребекка оставила на кухонном прилавке список покупок и кредитку. Шон всегда говорил мне писать маленькими печатными буквами, чтобы меня было сложнее вычислить. Почерк у Ребекки был размашистый и круглый, как у человека, которому нечего скрывать, хотя так не бывает. Я взяла кредитку и положила в карман.
Разгрузив посудомойку, я провела быстрый осмотр кухни. В холодильнике нашлось молоко, а вместе с ним упаковка сливочно-растительного спреда и закрытая банка абрикосового джема. В коробке под мойкой обнаружились пакеты. Прихватив один, я вышла из дома. Перед входом был припаркован большой полноприводный автомобиль. Признаюсь честно, я не умею водить машину. Воспитанникам детдомов почему-то не полагаются такие дорогостоящие занятия. Я раз или два выезжала вместе с Шоном, так что с азами знакома. Но уверенности в себе не чувствую – на такой огромной машине точно не поеду. Лучше пока пройдусь пешком.
Сначала дорога шла под гору. Воздух был подернут дымкой, бледно-голубое небо затянуто облаками. Мне не нравилось находиться на открытой местности – я была слишком уязвима, – но виды были хороши. Я бы увидела приближающегося ко мне человека за несколько миль. Дорога сделала петлю, и передо мной открылись убегающие вдаль поля – мягкие, окутанные золотистым сиянием, с полосами белого, черного и темно-зеленого цвета. Миновав несколько придорожных стоянок для автомобилей, пару домов и сарай с крышей из рифленого железа, я перешла реку по горбатому мостику и вскоре вышла на главную дорогу.
Я шла уже пять или десять минут, а деревни все еще не было видно – по обеим сторонам дороги тянулись бесконечные ряды высоких деревьев с густой листвой. Солнце вызывало нечто вроде эффекта стробоскопа[10], и мне уже становилось жарко, а это раздражало. Мимо промчалось несколько машин, а тротуара не было, поэтому периодически мне приходилось спускаться в канаву. Набивка в кроссовках Лулу постоянно смещалась, а щиколотки чесались и были в царапинах от длинной травы.
Проделав столь долгий путь пешком, я начала беспокоиться, что булочная окажется закрытой. Когда я наконец дошла до деревни, то испытала облегчение, увидев у дверей очередь. Я встала в конец и прислонила голову к кирпичной стене здания. Она была шершавой и теплой, а из открытой двери до меня доносился сладко-соленый аромат дрожжевого теста. Вокруг царило умиротворение, но через минуту или две до меня дошло, что прямо передо мной кто-то разговаривает на английском.
Молодая женщина с кудрявыми светлыми волосами возбужденно говорила худому мужчине с выпученными глазами:
– «Ле Сипре» забронировано. В «Ла Бастид де Мюрье» нет мест. «Ма Мишель» в этом году не сдается. «Ла Мезон де Вердюр» – забронировано.
Она размахивала кукольного размера соломенной корзинкой, держа ее за крохотные ручки, а потом прижала ее к груди.
– «Вилла дю Буа»?
– Нет мест.
– Ну, конечно. – Мужчина сошел с тротуара на дорогу, словно выходя из-под удара.
– Квентин. Ты это знаешь, – с агрессивным вздохом сказала женщина.
– Конечно, знаю.
– У нас заканчиваются варианты. – Она зарычала от досады. –
