Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров
– В том то и дело, Мария, порез был. Вот здесь, – показал он на шею слева. – Это убеждало похлеще показаний Тамары. Даже меня. Я еще пытался добиться, чтобы найденные доказательства подвергли сканированию ДНК, чтобы полноценно доказать их принадлежность Рокотову. Но тогда эта процедура была очень дорогой, и лаборатория находилась только в Москве. Суд уверенно принял улики, и судьба юноши была решена. Переписку с жертвами классифицировали как неоспоримое свидетельство, а в связке с не поддающимся сомнению доказательством преднамеренного убийства Садоян их исчезновение тоже признали умышленным убийством.
Мария растерянно откинулась на стуле и подумала, какая же она дура. Зачем полезла в таинственный лес преступлений? Вдруг ее теплый маленький мирок на кухне, возле горячего чая и ноутбука на расстоянии протянутой руки, показался ей таким милым и уютным. Может, ее пугало чувство утраты, что больше не надо ни о ком заботиться, а не потеря половины жизни. Завести кота или, лучше, собаку – и все переменится.
Она резко встала, ощущая себя чужой в этом кабинете, через который прошли столько сломанных и уничтоженных жизней, не чета ее проблемам. Воронцов, как ей показалось, сочувственно глянул на нее.
– И никаких других подозреваемых у следствия не было?
– Зачем было усложнять? Все отлично укладывалось в обвинение.
– А что, если скажу вам, что я встретила свидетеля, который видел парня Кристины в день убийства на Уктусе, в пяти минутах ходьбы от места преступления?
– Скажу, что вам везет на новые улики.
– Может быть, если бы полиция не увлеклась одной версией, ей бы тоже повезло. Прочитайте в дневнике, день, когда Кристина со своим парнем Костей каталась на лыжах. Их увидела ее подружка Ната. Она работает в том же месте до сих пор. Она мне сейчас рассказала, что видела его в день, накануне которого нашли тело. Он заходил в ее магазин. Почему полиция не взяла в расчет другие версии?
– Ну, тогда была еще милиция, и вы сами на свой вопрос ответили. У следствия было все, чтобы посадить Рокотова. Лишние улики могли бы даже осложнить вынесение приговора.
– Но это ведь меняет дело? Я правильно понимаю?
– К сожалению, для Рокотова ничего не меняет. На основании того, что кто-то видел кого-то в день преступления, дело на пересмотр не подать. Сейчас ваш свидетель уже не опознает того парня с необходимой уверенностью, даже если бы он был доступен, например, сидел в капэзэ. Его нет. Все, приехали, тупик.
– То есть вы ничего не сможете с этим сделать?
– Все верно.
Мария глубоко вдохнула. Она почему-то ожидала, что ее открытие потрясет Илью Григорьевича так же, как и ее саму. Но похоже, что он смотрел совсем с другой точки зрения.
– Но это же несправедливо.
– Мне нужны доказательства, крепкие, как березовые поленья, чтобы бросить их в топку правоохранительной машины. Справедливость – это к политикам, а не к юристам.
Адвокат был приземленнее и опытнее наивной активистки.
Маша почувствовала себя неловко. Она все еще стояла над сидящим адвокатом, как экзальтированная особа, которая готова вылить свои эмоции, если что-то пойдет не по ее сценарию. Но вдруг вспомнила, как получился сегодняшний разговор с Натальей, да и с Воронцовым, поэтому взяла себя в руки.
– Знаете, сейчас, столько лет спустя, все смотрят на те события проще. Даже вы разоткровенничались. Давайте я поговорю с Тамарой, той спасшейся девочкой. Может, она вспомнит что-то, что не рассказала полиции-милиции? Мне кажется, только ей удастся развеять мои сомнения. Вы можете сказать мне ее фамилию или, лучше, найти номер ее телефона? Фамилии женщин слишком непостоянны.
Воронцов ответил не сразу.
– Да, вы правы, я сейчас отношусь к тому делу уже как к истории, даже с какой-то долей ностальгии. Данные, что вы просите, не являются адвокатской тайной, и передача их не противоречит кодексу адвоката, да и закон о защите персональных данных еще не действовал в те времена. Я даже могу направить официальный запрос, чтобы их получить. Но, возможно, я и сам смогу помочь. Подождите, я схожу в архив. Обычно после окончания дела я отношу все записи в свое хранилище, чтобы иметь к ним доступ… Ну или на пенсии написать пару детективных романов.
– Спасибо вам, я, конечно, подожду. Можно попросить вашу помощницу принести горячий чай?
Воронцов кивнул, встал из-за стола и вышел. Мария осталась одна в его кабинете. Еще утром она не догадывалась, что вдруг окажется внутри загадочной истории. А просто нужно было оторвать зад и осмотреться по сторонам. Не бояться поступать как хочется и задавать вопросы. Пока что все получалось. Разговор прошел не так, как Мария планировала, но дал ей тонкую ниточку, за которую можно было еще потянуть.
Через пятнадцать минут ожидания дверь открылась, и Воронцов вошел с пухлой папкой. Он уселся, положил ее перед собой и начал медленно листать, задерживаясь на отдельных документах. Мария боялась сказать слово, терпеливо ожидая. Адвокат поменялся в лице, точно помолодел, точно встретил какое-то славное воспоминание. Прошлое часто кажется намного более приятным, чем являлось на самом деле.
– Вот, нашел свои записи. У меня тогда еще неплохой почерк был. Не то что сейчас, каракули. Тамара Вячеславовна Керн, – прочитал он. – Копия ее протокола допроса. Вот контактные данные, домашний телефон, мобильный. Правда, не уверен, что они вам помогут. За столько лет могли поменяться, и не раз. Готовы записать?
Мария спохватилась, что у нее ни ручки, ни записной книжки нет. Тоже мне Шерлок Холмс. Илья Григорьевич осторожно пододвинул ей лист бумаги и ручку.
– Теперь готова, – улыбнулась она.
Адвокат продиктовал номера.
– Не знаю, захочет ли Тамара с вами говорить. Для нее это был очень трагичный эпизод, о котором вспоминать ей будет явно неприятно.
– Я попробую. На кону все-таки правда…
– И справедливость, – закончил Воронцов.
Мария увидела, как он впервые улыбнулся.
– Спасибо, – пробормотала она.
– На самом деле вам спасибо. Это одно из дел, к которым я часто возвращаюсь. Думаю: неужели так сильно могут не соответствовать впечатление от человека и ужасная тяжесть его поступков? Может, мы что-нибудь все-таки упустили? Или все это просто выдающаяся актерская работа. Ведь Александр учился в Театральном, не так ли? Я сниму копию дневника, не возражаете?
– Конечно. А могу ли я тоже снять копию с показаний Тамары? – вдруг решилась Мария.
– Да, пожалуйста. Срок давности моей подписки по этому делу давным-давно прошел,
