Наследница - Владимир Павлов

Тиара открыла глаза. На нее смотрела лохматая усатая морда со стоящими ушами-кисточками. Сперва показалось, что сон продолжается. Она заморгала, чтобы развеять морок, но котолан не исчез: лежал на каменной плите рядом с ней, словно пес, ожидающий пробуждения хозяина.
— Привет, лохматый.
Ее голос позвучал хрипло, будто она простыла. Тиара почувствовала, что закоченела, лежа на камне, и с трудом села. Правая рука затекла, голова раскалывалась, во рту сухость, мышцы тянет, будто она хорошенько напилась накануне… А что она делала накануне? Тиара растерянно уставилась на котолана, ища подсказку. Зверь встал на лапы и лениво потянулся.
Тиара огляделась. Око Иды уже приподнялось из-за морского горизонта, но было скрыто плотной пеленой темных облаков. Ветер колыхал редкие кусты, поднимавшиеся над могилами. Тиара опустила глаза. «Сельма А.» Она видела эту надпись много раз, но сейчас потребовалось время, чтобы сообразить — она уснула на надгробии бабушки.
Тиара вскочила, ужасаясь столь кощунственного поступка. Голова откликнулась новой волной боли, заныла поясница. Как она здесь оказалась? В голове зияла пугающая пустота. Девушка не могла вспомнить не только события прошлой ночи, но и последних дней… недель. Она запаниковала. Сельма умерла. Это единственное, что она помнила наверняка. Но когда это случилось: вчера, год назад? Что было потом? Ей стало страшно.
Что-то мохнатое коснулось ног. Тиара вздрогнула, но это оказался всего лишь котолан. Зверь терся о ноги, будто верный пес. В иное время подобный поступок, нехарактерный для этих осторожных существ, удивил бы девушку, но сейчас она была настолько растеряна, что присела и потрепала пушистую холку зверя. Разум тем временем лихорадочно пытался зацепиться хоть за какое — то мало-мальски знакомое воспоминание. Она гладила котолана. В голове по-прежнему стояла серая пелена, почти такая же, как вдали, где хмурое море сливалось с не менее хмурым небом.
Котолан повернул к человеку лобастую голову и издал утробный звук, в котором сочетались одновременно и удовольствие и предупреждение. Она посмотрела в его желто-зеленые глаза с вертикальными зрачками и вспомнила свой сон: скрипач, люди в капюшонах, Шайна… Вместе с этим спасительным видением вернулись воспоминания о ее жизни, вплоть до вчерашнего дня рождения подруги в «Одиноком котолане».
Она явно хватила лишку, хотя и пила немного. Как ее занесло на кладбище? Она помнила, что вышла из питейной, но дальше — пустота. Бабушка предупреждала, что алкоголь для волшебников опасен. Она говорила, что он ослабляет волю, лишает столь важного преимущества, но ничего не говорила про провалы в памяти.
Котолан потянулся и почти по щенячьи тявкнул. Тиара с любопытством уставилась на него. Сельма считала, что котоланы чуют магию, оттого в незапамятные времена и поселились на острове, где правили киарские волшебники. Не исключено, что они прилетели вместе с ними (Сельма верила в иномирное происхождение древних магов). На памяти Тиары котоланы фамильярностей в отношениях с людьми, даже магами, не допускали, держались на расстоянии, лишь в редких случаях селились поблизости. Например, как рассказывала Сельма, в первой и единственной школе Пятого магистрата обитали целых два котолана. После того, как школу закрыли, они ушли обратно в горы.
На улицах Сатории котоланы появлялись редко, сторонясь шумных мест, но именно на кладбище Тиара видела их несколько раз и один — в день похорон бабушки. Тогда лохматый зверь, несмотря на скопление народа, подобрался почти к самому месту церемонии и с крыши одного из склепов наблюдал за скоплением людей, пришедших попрощаться с одной из величайших волшебниц Сатории. Мог ли это быть тот самый котолан? Тиара не была уверена. Ей казалось странным, что зверь подпустил ее столь близко, да еще дал себя погладить. Возможно, ему было также одиноко и муторно, как сейчас самой девушке после бурной ночи, о которой она ничего не помнила.
Око Иды неумолимо поднималось над водной гладью, разгоняя тоску в груди. До боли знакомое чувство. Девушка посмотрела на котолана, словно он мог помочь ей вспомнить. Но зверь, отвечая на немой вопрос, отрицательно потряс лохматой головой, а затем навострил уши, вглядываясь в серую утреннюю дымку. Тиара обернулась и заметила вдалеке кладбищенского сторожа, бредущего между могил. Девушка запаниковала. Ей не хотелось попадаться кому-либо на глаза. Ночевка на кладбище, конечно, не преступление, но ей было стыдно за свое поведение.
— Лучше нам, мохнатый, отсюда убраться… — она осеклась, так как котолана уже и след простыл. Он исчез внезапно и тихо, как умеют делать только котоланы.
Это окончательно привело Тиару в чувство. Она спрыгнула со скалы, на которой была могила Сельмы. Край обрыва зарос кустарником, но девушка, приходившая сюда не раз, знала, что там есть уступы, по которым можно спуститься. Пара выверенных движений (не хотелось бы рухнуть на камни с такой высоты), и она скрылась от взгляда сторожа. Успел ли он ее заметить? Кладбищенский смотритель был в летах, он не станет гоняться за незваными гостями, но может дунуть в свисток. Патруль ходит по приморской улице как днем, так и ночью: в газетах писали, что наместник усилил меры безопасности в Каменной Лощине после серьезных драк пришлых с местными.
Тиара продралась сквозь кустарник, из-за всех сил цеплявшегося ветками за одежду, и спрыгнула с высоты своего роста на большой плоский камень. Кладбище с этой стороны не имело даже декоративной ограды — никому в голову не придет взбираться по отвесному склону. Девушка торопливо зашагала по узкой полоске гальки. Справа нависал мрачный каменный утес, слева лениво накатывали волны, норовили ухватить за щиколотку. От физической нагрузки голова болела уже не так сильно, хотя по-прежнему ныла спина. А еще это неприятное чувство опустошенности. Когда Тиара выбралась на мощеную булыжниками дорогу, она внезапно поняла, что это не только похмелье. Подобную опустошенность она испытывала не раз, последний — примерно за год до смерти Сельмы. Странно, что она забыла…
* * *
— Ах, ты тварь! Шлюха! Я тебя проучу!
Низенький бородаты мужичок в мешковатых штанах и замызганной серой рубахе бежал по улице Сен-Во, размахивая солдатским ремнем с увесистой металлической пряжкой. Он гнался за худощавой темноволосой девушкой, чуть старше двадцати. Девушка прихрамывала, ей явно уже досталось. У бедняжки заплетались ноги и на повороте, в нескольких шагах от Тиары, она споткнулась и упала. Встать не успела. Мужик догнал ее и схватил за волосы.
— Попалась, мерзавка! — он торжествующе взревел и дернул