Вся наша ложь - Эллен Вон Стейл

– Господи, парень! Смотри по сторонам, прежде чем переходить дорогу!

Ада поправила вязаную шапку и снова взялась за лопату.

Сойер подошел к нам, изо рта у него вырывались маленькие облачка пара.

– Здесь и машин-то нет.

– Может, пойдем на наше поле? – предложила я.

Он закусил губу и озорно улыбнулся.

Наше поле представляло собой белый лист – нетронутый, безупречный, – который только и ждал, чтобы мы разметили его своим топотом и смехом. Марлоу бросилась на землю и сделала снежного ангела. Снежинки усеивали ее ресницы белым кружевом. Я слепила несколько снежков и по очереди запустила в них с Сойером. Один попал ей в рот.

– Эй! – воскликнула она и тут же рассмеялась, глотая растаявший снег.

– Хочешь пить? – крикнула я.

– А ты?

Марлоу вскочила и кинулась ко мне, разбрасывая снег во все стороны.

Бах!

Снежок попал мне в левое ухо. Сойер кинул еще один и на этот раз промахнулся.

– Ха!

Он побежал за мной. Я споткнулась и полетела в сугроб. Подбородок обожгло снегом.

– Давайте кого-нибудь закопаем, – предложила Марлоу, уперев руки в бока. Маленький диктатор, требующий новых развлечений.

– Ладно. Кого? – спросил Сойер, сидя на снегу и подперев локоть коленом.

– Айлу! – решительно сказала она.

– Ох, нет… – начал Сойер.

– Что? – спросила я, отряхивая варежки.

Он махнул рукой в направлении дома.

– Я забыл посыпать тротуар солью. Бабушка Ада обещала заплатить десять баксов. Мне нужно бежать. Скоро вернусь!

Он уже удалялся прочь, почти по колено в снегу, когда я крикнула вслед:

– И захвати оранжевые санки!

Марлоу подскочила ко мне и начала валить на землю.

– Что ты делаешь? – раздраженно спросила я.

– Хочу тебя закопать, – заявила она, как будто объясняя очевидное.

– Ты еще не рассталась с этой идеей?

– Нет. Представь, что мы на пляже и я зарываю тебя в песок.

Я легла, наполовину погрузившись в снег под собственной тяжестью. Марлоу тут же начала заваливать мне руки и ноги.

– Лежи смирно.

Я покорно следовала ее указаниям. Холодно не было – снежная могила надежно защищала от ветра. Я уставилась в небо. Меня окружала почти полная тишина: толстая шерстяная шапка, куртка с капюшоном и снег блокировали звуки.

Кажется, она несколько раз назвала меня по имени – приглушенно, совсем тихо.

Снежная куча продолжала расти. Я закрыла глаза, чувствуя, как белые крупинки сыплются на меня, укрывая ноги, туловище, лицо. Марлоу заваливала меня снегом. Я ее не останавливала. Дышать становилось все труднее. Я задержала дыхание, находя даже некоторое удовлетворение в том, что столько времени могу обходиться без воздуха. Я плыла под толщей снега, и Марлоу была моим компасом.

Было очень тихо. Не помню, чтобы меня когда-нибудь окружала такая тишина. Не было даже биения сердца.

Марлоу… ты меня слышишь?

Я стала напевать.

Мелодию, услышанную мной только раз в жизни. Ту, что всегда звучала у меня в ушах, горела в слуховых проходах, оседала сажей в памяти, чтобы я не забыла ни одной ноты.

Мелодия, которая открыла мне тайну Марлоу.

* * *

К тому времени ее держали в палате уже две недели. Врачи стремились оградить ее от избыточного внешнего воздействия. «Сенсорная перегрузка». Я подслушала, как мама сказала это по телефону.

Время от времени я туда заглядывала. Девочка сидела на кровати, уставившись в окно. Если она и чувствовала мое присутствие, то никаких признаков не подавала. Маленькая девочка-зомби. Меня так и тянуло нарисовать на ее лице фальшивую кровь, красные потеки из глаз и рта. Хотелось прочертить каждый ручеек пальцем, а затем мазнуть по своим губам, словно мой рот – бутон розы.

Когда в палате никого не было, девочка протягивала мне ладонь, сжимала мою руку и снова отворачивалась к окну. Я не отстранялась, позволяя ей держать меня за руку сколько потребуется. Ее ладонь была липкой и теплой, моя – холодной. Иногда на коже оставались следы от ее ногтей, длинных и острых, потому что никто не давал себе труда их подстричь. Замечая отметины, она гладила их, затем поднимала на меня глаза, будто извиняясь за причиненный вред.

Так ли это? Чувствовала ли я себя пострадавшей?

Она не говорила ни слова. Ни Мони. Ни врачам. Ни мне. Словно в этом заключалась ее магия, ее волшебная сила. Мы следили за каждым ее действием, ожидая, когда плотина прорвется. Тишина была значительнее любых слов, которые она могла выкрикнуть. Девочка, которая не издала ни звука. Вот кем она для нас оставалась. Таков был заведенный порядок.

Но однажды она его нарушила. Ради меня.

Я услышала, как кто-то напевает. Тихое мурлыканье и вибрация достигли моего слуха прежде, чем я ее увидела. Когда я заглянула в палату, Марлоу сидела на кровати спиной ко мне и напевала нежную мелодию. Приглушенные минорные ноты вонзались в меня, как шрапнель. Продолжая напевать, она медленно повернула голову. Прямая линия ее губ внезапно разделилась, и с них слетели слова – слова песни, которую знали только мы с ней.

Она пела, неотрывно глядя на меня, шевелились только губы. Ее руки лежали на кровати, ноги безвольно свисали, голова была поднята вверх, как у куклы чревовещателя. Она вдруг замолчала и склонила голову набок.

– Моя мама поет эту песню. Ты знаешь, где она?

Я покачала головой.

Девочка продолжила петь, болтая ногами, а когда песня закончилась, отвернула голову к окну и вновь погрузилась в безмолвие.

Я никому не рассказывала о том, что услышала.

* * *

Снег к тому времени успел затвердеть. По телу начало разливаться онемение. Я тонула. Погружалась в ледяную пустоту.

Куда она меня ведет?

Кто-то крепко схватил мою руку и вытянул наверх. Я вздрогнула от холода. Сойер рывком усадил меня на снегу.

– Какого черта вы тут делаете?

Глаза у него округлились, рот был недоуменно перекошен.

Марлоу села рядом со мной и некоторое время молчала. Мы трое переводили дыхание. Наконец она повернулась ко мне и с серьезным лицом, хмуря лоб, спросила:

– Каково это? Каково, когда тонешь?

Глава 18

Интервью

[Студия]

Марлоу Фин: Я в жизни никого не душила.

Джоди Ли: По слухам, на свадьбе у вас произошла ссора с матерью, Стеллой. Очевидцы утверждают, что вы на нее набросились. И что ваши руки сомкнулись у нее на горле.

Марлоу Фин: Неправда. [Качает головой]

Джоди Ли: То есть вы ее и пальцем не тронули?

Марлоу Фин: Она на меня взъелась, скажем так. И очень долго копила злость, пока та наконец не прорвалась наружу.