Дальний билет - Михаил Сидорович Прудников
— Вы представлены к ордену, — сообщил он. — Но, к сожалению, ваша поездка в Берлин оказалась невозможной. После выписки вам надлежит явиться в Минск.
— Вы ничего больше не можете сказать мне? — спросил Карл.
Розен неопределенно развел руками и поторопился уйти.
В Минск Карл добирался в санитарном поезде, отвозившем раненых с фронта. Поездной врач любезно предложил обер-лейтенанту разделить с ним купе и, постоянно занятый, на долгие часы оставлял Карла в одиночестве. Было время подумать о многом.
В общем-то, думы Карла были невеселые. Он пытался разобраться в создавшейся ситуации и все более склонялся к тому, что вызов в Минск не сулит ничего хорошего, что где-то покатившийся ком его успеха был остановлен и скорее всего в Минске его ждет тщательная проверка на лояльность.
Подозрения Карла были не напрасны.
Дело в том, что начальником одного из отделов минского гестапо был Дитрих Киршке, тот самый Киршке, который вербовал Карла Фрейнда в Вене.
Минское гестапо, будучи большой и многолюдной организацией, в захваченной столице Белоруссии заняло громадное здание, выставило усиленные караулы у входа и по всему фасаду, зарешетило окна и стало самым страшным местом в городе, кстати, не только для населения, но и для представителей вермахта. Последние словно предчувствовали, что очень скоро гестапо начнет искать виновных в поражениях на востоке и среди них. И в эти дни уже случалось, что офицер в застенках гестапо терял не только погоны, но часто и голову.
Что касается Киршке, то, получив сообщение об очередном кандидате в герои рейха, он не заинтересовался бы им, разве что съязвил бы в адрес абвера, который, по мнению гестапо, излишне хвастался своими победами. Так поступил бы любой коллега Киршке, так поступил бы он сам, если бы сразу не понял, что Карл Фрейнд вовсе не однофамилец, а тот самый венский его подопечный.
Дальше рассуждения Киршке были логичны. Орден орденом, думал он, но в Берлине сидят не дураки. Поздравляя Фрейнда, они в то же время займутся тщательной проверкой столь странного спасения офицера. В этом случае можно было не сомневаться, что при проверке венские отношения с Фрейндом станут известны начальству. А Киршке в свое время значительно исказил их в отчетах.
Гестаповец чувствовал себя достаточно сильным, чтобы не допустить этого. Прежде всего он задержал публикации о «подвиге» Фрейнда на страницах армейских газет, затем отправил в Берлин лишь часть документов, изъяв из них предоставление Карлу месячного отпуска, и, на-конещ потребовал прибытия Фрейнда в Минск.
До приезда Карла у него было несколько дней, и все эти дни Дитрих Киршке посвятил выработке плана по устранению Фрейнда как возможной помехи его карьере.
Лучшим финалом, конечно, стала бы смерть Фрейнда. «Возможно, этим и кончится, — размышлял Киршке, — но пока что рано загадывать, как и когда это случится. По крайней мере, надо держать его возле себя».
Гестаповцу часто приходилось злиться за свое прошлое — то одно, то другое выплывало из, казалось бы, небытия и требовало внимания, усилий. За содеянное приходилось расплачиваться. Если бы Киршке дал себе труд задуматься, что же ожидает его в конце жизни, он ужаснулся бы. Но животный инстинкт самосохранения был у него сильнее разума, и гестаповец гнал от себя столь общие соображения.
Место для Фрейнда он нашел легко. Одна из комиссий берлинской канцелярии обратила внимание новых властей на низкое юридическое и стилистическое оформление двуязычных приказов по городу. Менее всего заботившиеся о соблюдении какой-либо законности в действиях, немецкие власти проявили педантичную заботу о присутствии законности на бумаге.
Организацию при комендатуре должности инспектора-редактора или чего-нибудь в этом роде можно было считать решенным делом. В этом смысле план Киршке не требовал даже особой разработки. Но дальше гестаповец почувствовал ненужные подводные течения. Конечно, он мог бы организовать назначение Фрейнда на эту должность, но тогда бы Карл для начальства становился его протеже. А кто знает, что из этого получится в будущем? Значит, рассуждал Киршке, надо поставить дело так, чтобы Карл сам изъявил желание получить эту должность. Достаточно бросить ему такой крючок. В определенных рамках интерес начальника отдела гестапо к офицеру с героической историей закономерен. И значит, по прибытии Фрейнда в Минск Киршке мог первым побеседовать с ним.
Если же напугать Карла возможным разбирательством в Берлине, намекнуть на существующую должность, и поскольку Карл трус… Здесь мысли Киршке неожиданно останавливались. В чем-то не сходились концы с концами. Трус, говорил себе Киршке. Трус, а вышел из такого пекла.
Одно было ясно гестаповцу — в любом своем качестве Карл Фрейнд не должен был оказаться перед лицом пристрастных берлинских судей.
В комендатуре Карл предъявил свои документы дежурному, и тот сразу посмотрел на Карла с интересом.
— Вас ждут в комнате номер четыре, — сказал дежурный.
«Спокойно», — скомандовал себе Карл.
В указанной комнате за столом сидел очень занятый с виду майор, но на рапорт Карла он оторвался от бумаг, осмотрел посетителя, закивал.
— Да, да. Вам нужно сюда. Но… — Он вытер рукой глаза и помолчал. — Вам придется подождать. — Майор встал и вышел из комнаты.
«Спектакль?» — спросил себя Карл.
Он задавал себе этот вопрос в течение двух с половиной часов, на протяжении которых оставался в комнате один. Наконец дверь отворилась — на пороге стоял Киршке.
— Какая встреча! — Киршке широко улыбался.
— Я ж ал ее два с половиной часа. — Карл не разделил восторга.
— Уверяю вас, что не напрасно, — сказал Киршке, полуобнимая Карла и идя с ним к столу. — На протяжении этого времени я убеждал начальство передать ваше дело в мои руки.
— Какое дело? — перебил Карл.
Киршке улыбнулся:
— У каждого из нас есть дела, и они не должны оставаться бесконтрольными. Контроль, как вы знаете, возложен на имперскую канцелярию, то есть — на нас. Работа у нас хотя и трудная, но почетная.
— И все-таки, о чем конкретно речь?
— А вы стали храбрее. — Глаза у Киршке насторожились.
— Если вы имеете в виду мои действия на фронте, то я выполнял приказ.
— И нарушения приказа боялись больше, чем смерти, — заметил Киршке.
— Я выполнял приказ! — уверенно повторил Карл.
«Он не верит мне, — думал Карл в это время. — Повода подозревать меня у него нет, но он был бы рад иметь его. Он не может простить своего поражения в Вене».
«Он и прежде был
