Тайная академия слуг - Ким Иын

– Ты знала, что бумеранг был охотничьим оружием австралийских аборигенов?

– Откуда мне знать…

– Если бросить неправильно, он вернется – и может ранить того, кто его бросил. Хочешь попробовать?

– Нет уж, спасибо.

Хан Соджон недовольно поджала губы. Парадоксально, но теперь, будучи не в Корее, они словно вернулись в старые времена, когда Джинук был сыном владельца лотерейного магазина, а она – дочерью Хан Донсика. Будто вместе с переменой точки пространства нарушился ход времени. Забытое прошлое вдруг подступило к ней.

Горел закат, с моря доносился слабый запах соленой воды. Время от времени слышался мягкий шум разбивающихся волн. Спокойное, тихое, укромное место… Будто во всем мире остались только они двое.

– Если бросить неправильно, траектория может выйти не той, что ты задумывала, и в итоге это может привести к печальным последствиям. Ты понимаешь, о чем я?

Ли Джинук смотрел на Хан Соджон. Это было предупреждение? Или угроза? Она не могла понять, что он хочет ей этим сказать.

– С этого момента и до твоего отъезда имена Кан Чжунсока, Чон Гымхи и Чон Ихва не должны упоминаться в нашем разговоре – это мое условие. Как только ты назовешь хоть одно из них – все закончится.

Точно предупреждение. Хан Соджон кивнула.

– Тогда для начала поедим? Как насчет стейка? Поедем в «Аутбэк». – Джинук резко встал. – Кстати, ты знаешь, что аутбэками в Австралии называют обширные незаселенные территории? Как раз в таком месте мы сейчас и находимся.

Он улыбнулся – и теперь его слова стали больше напоминать детский каприз, чем угрозу.

Стейк был сочным, музыка в ресторане – легкой и ритмичной, а Ли Джинук все время улыбался. Будто их ситуация не была так непроста. Они как будто вернулись во времена своей первой встречи в лотерейном магазине. Весело обсуждали, каким было их первое впечатление друг о друге, и вспоминали, как Ли Джинук присылал ей каждую неделю номера билетов… Вспомнили и ту ночь, когда он не отходил от нее после смерти Хан Донсика.

Они много говорили о том самом дне, когда спасались от бандитов на скутере, – тогда ей казалось, что ее жизнь разрушена и она мчится прямо к краю обрыва.

Во все самые опасные моменты ее жизни рядом всегда был Ли Джинук. Когда за ней гнались бандиты. Когда Ким Хёнсу истекал кровью и лежал без сознания на палубе. Когда ее били ученики в Академии и когда на последнем секретном испытании она оказалась избитой до полусмерти.

– Никто не знает об этом месте, – сказал Ли Джинук по дороге домой.

В округе, кажется, не проживало ни одного их земляка. Впрочем, людей здесь вообще практически не было. Ли Джинук подробно познакомил Соджон со своим домом – уютным, тщательно обустроенным убежищем.

– Если захочешь, можешь бросить все и остаться жить здесь.

В тот момент Хан Соджон не догадывалась, что это будет его последнее предложение ей – последняя просьба. Она лишь интуитивно чувствовала, что Джинук твердо намерен провести остаток жизни в этом уединенном месте, давящем своей тишиной. Почему он хотел исчезнуть без следа? Что сделало его жизнь такой пустой? С чем же он жил, что ему пришлось вынести? Такие мысли роились у нее в голове.

Ли Джинук разжег костер во дворе. Ветер принес легкий запах соленой воды, а звезды ярко мерцали на темном небе. Хан Соджон глубоко вдохнула свежий ночной воздух, будто он мог очистить легкие. Жить в таком месте, наверное, было бы неплохо. Все казалось новым – неудивительно, она же впервые была за пределами Кореи. Ей повезло, что этот первый раз был таким прекрасным.

Сухие дрова тихо потрескивали. Время от времени из костра вырывались искры и устремлялись, словно мотыльки, в ночное небо. Где-то кричала птица – ее крик напоминал заливистый смех; это была кукабарра, которую можно встретить только в Австралии. Хан Соджон никогда не слышала, чтобы птицы вот так смеялись. Они с Ли Джинуком смеялись вместе с этой птицей. На фоне слышался шум волн, беспрестанно то накатывающихся на берег, то отступающих. Словом, воздух был полон звуков природы – вечных, придерживающихся своего ритма и ни с чем не считающихся – и от этого еще более завораживающих.

Хан Соджон молча смотрела на костер. В гулком воздухе, который, казалось, позволял даже услышать, как падают звезды, каждый звук отзывался где-то внутри нее. Впервые за долгое время она могла позволить себе вздохнуть полной грудью – они были в безопасности. По крайней мере, пока что. Сидя у костра, она почувствовала, как в ее груди зарождается какое-то новое смутное чувство, отдающееся по всему телу. Сжавшись в клубочек, обхватив колени руками, Соджон продолжала неотрывно смотреть на огонь.

– Расскажи мне все.

– Что?

– Свою историю.

Наверное, это самое странное чувство заставило ее задать такой вопрос. Ли Джинук лишь внимательно посмотрел на нее.

– Ты действительно хочешь ее услышать?

Соджон кивнула. Тогда он поднялся и ушел в дом. А когда вернулся, в его руках были бутылки соджу и пивной бокал.

– Выпью только три порции – ни больше, ни меньше.

Он открыл бутылку и налил соджу в бокал – все содержимое бутылки[31].

– Это, по-твоему, одна порция соджу?

– Ага.

Ли Джинук усмехнулся и осушил бокал залпом. И это напомнило ей прошлое – когда отец, весь пропитанный запахами птицефабрики и усталый, возвращался домой и, сев за стол, наливал себе соджу в пивной бокал – до краев. В такие моменты ей не нужно было спрашивать, как прошел его день, – все было и так понятно. Такая безнадежная жизнь – все равно что бесконечное падение в пропасть, и он пытался хоть немного смягчить это падение – забыться с бокалом соджу.

Ли Джинук, пьющий из наполненного до краев бокала, пробудил в ней эти воспоминания. Наверное, его жизнь тоже была совсем не легкой. Ей стало до боли его жалко – он выглядел таким уставшим и одиноким… Наверное, поэтому она сказала:

– Налей мне тоже.

Ли Джинук молча посмотрел на нее, затем налил немного соджу в пустой бокал и передал ей. Хан Соджон выпила соджу залпом. Затем протянула его обратно.

– Что? Налить тебе еще?

– Нет, ты пей. Ты же сказал, что выпьешь три.

Ли Джинук долгим взглядом посмотрел на Хан Соджон: она не только не пыталась его остановить, но еще и подначивала его – мол, раз сказал, то