Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов
— Из окна, — сказал Липницкий. — Но, думаю, ничего конкретного он сказать не может. Даже марку автобуса не смог вспомнить. Если мы и не досмотрели чего, то исправлять уже поздно — это я о свидетеле.
— Угу, — кивнул Абрамов. — Что же, будем надеяться, будем надеяться. А интерес к событию повышенный. Начальник регионального управления по борьбе с организованной преступностью ГКВД Моисеев очень и очень настаивал, чтобы и их человек был включен в следственную бригаду. Я уже не говорю о Коржакове: тот велел Пономареву все докладывать по этому делу. Хотя мог бы и не делать этого: все равно работающих на него и у ментов, и у прокурорских наверняка навалом. Место стукача никогда пусто не бывает. Значит, ты думаешь, что этот свидетель ваши лица не мог рассмотреть?
— Никак не мог, — заверил Липницкий. — Совсем уже стемнело к тому времени. Да и нарисовал бы, если бы рассмотрел.
— Н-да, а хреновато, что Серегина тогда как-то не доглядели.
— Хреновато, но кто же знал, — развел руками Липницкий. — Да и что он видел? Что за такое время рассмотреть и запомнить можно?
Липницкий несколько заблуждался, полагая, что Серегин не сможет рассказать больше того, что уже рассказал, вспомнить больше того, что уже вспомнил. Стараниями все той же Татьяны Алексеевны он был погружен в еще более глубокий гипнотический сон, чем это было в случае с Кряжевым, и вытащил из своей памяти мельчайшие детали обстановки, окружающей семь мертвых тел в псевдо-НИИ. Уже были найдены абсолютно все люди, которые якобы работали в этом учреждении, но они о последнем и не слышали.
После пробуждения настало время упражнений в рисовании. Надо сказать, что способностей у Серегина оказалось поменьше, чем у артистически одаренного Кряжева, да и лица убитых он почему-то похуже помнил, но кое-что все же восстановить удалось. Ясно было со всей очевидностью пока только одно: Серегин правильно поступил, не подавшись смолоду в актеры или дизайнеры, а сделавшись сыскарем. Уж те детали, какие он должен был заметить, от его внимания не ушли.
— Один из них “Стечкиным” был вооружен, — так бормотал Серегин в полузабытьи, фиксируя всплывающие из бездонных, как оказалось, глубин памяти образы. Он широкоплечий, спортивный, и костяшки у него на руках когда-то наверняка набиты были, как у каратиста бывает. А другой, молодой парень в приемной, тоже пистолетом Стечкина вооружен был, пистолет с предохранителя снят был. Молодой парнишка, лет двадцати пяти может быть, чуть постарше, очень развитый физически, тренировался, очевидно, серьезно. Брови у парня широкие, густые, вразлет. Кроме бровей на лице трудно было что-то еще разглядеть — дыра сплошная. И приборы стояли на всех столах, на полках и в шкафах, интересные приборы — некоторые напоминали то ли антенны для “охоты на лис”, то ли миноискатели. Словом, что-то вроде переносных локаторов. И компьютер один — на экране его дисплея табличка была, точнее, список: Белоярская, Воронежская… Против Воронежской — четыре знака “плюс”.
5
Беклемишев и Липницкий сидели на кухне в квартире подполковника и пили водку, зажевывая ее черным хлебом с солью. Они приехали сюда, в шестнадцатиэтажный дом по Погонному проезду, где на предпоследнем, пятнадцатом этаже Липницкий и жил, с поминок по Малыхову, их общему другу.
А до поминок они хоронили Малыхова. Когда-то все трое служили вместе. Но Беклемишев два с лишним года назад ушел в отставку в звании майора. Точнее говоря, тогда это называлось “в запас”, но поскольку государства тогда уже не существовало, Беклемишев считал все связи с бывшей “конторой” разорванными. А Липницкий и Малыхов примерно тогда же перешли в военную контрразведку. Потом после всех трансформаций и реорганизаций они стали работать в отделе, который вроде бы выполнял функции бывшего Пятого управления КГБ СССР, которое, как известно, занималось идеологией. Беклемишев при встрече с Малыховым или Липницким обычно трунил:
— Не пыльное это дело — диссидентов пасти, а?
— Кирюха, — вполне серьезно и почти одинаково реагировали один и другой, — какие сейчас могут быть диссиденты? Сейчас двое из трех уж точно диссиденты.
— Вот-вот, — подхватывал Беклемишев, — значит, и работы у вас прибавилось, даром что Россия меньше бывшего Союза. А заниматься диссидентами куда проще и легче, чем, допустим, террористами.
Но как выяснилось в этот понедельник, служба Малыхова и Липницкого была не менее опасна, чем та, которой они занимались некогда втроем.
Окно комнаты, в которой сейчас сидели подполковник министерства безопасности России и бывший майор КГБ СССР, выходило на лес. Вообще дом, в котором десять лет назад получил квартиру Липницкий, был окружен лесом с трех сторон. Дом назывался экспериментальным, он вырос на несколько лет раньше вселения в него Липницкого, тогда еще старшего лейтенанта. Липницкому очень нравился вид, открывавшийся из окон гостиной и кухни — синевато-зеленый лес, очень далеко, едва различимые трубы, мачты.
Этот лес тянулся до самых Мытищ с правой стороны от Ярославского шоссе. Пейзаж вроде бы должен был напоминать фотообои, которые, как известно, приедаются раньше даже самого незамысловатого рисунка-орнамента. Ан нет — пейзаж всегда бывал разным: в зависимости от времени года, времени суток, погоды, настроения человека, пейзаж наблюдающего, и еще невесть от чего.
— Вообще-то отдел наш техническим назвать можно, — Липницкий прикинул, сколько в бутылке еще остается водки, поднялся, раскрыл холодильник, достал из него еще одну бутылку, осторожно прикрыл дверцу и ступая на цыпочках — там, в квартире, уже легли спать дочь, которой надо было с утра в школу, и жена, которая вообще ни свет, ни заря уезжает на работу, — вернулся на прежнее место. — Но Венька функции оперативника выполнял. Хотя погибли все — и оперативники, и аналитики.
— Хороша аналитическая работка, — мрачно произнес Беклемишев, — сразу семерых перемолотили. Когда с террористами возились, и то таких потерь не было.
— Да, не было. И проблем, наверное, меньше было. Дилемма только существовала — либо мы их, либо они нас. А тут, видишь, все засекречено, и менты вдруг на месте происшествия неизвестно почему — да вообще-то известно уже — появились очень быстро. С ментами проблемы решились. — Липницкий потер ладонью подбородок и щеку, предполагая не уточнять, каким же образом эти проблемы решились. — Однако, беспредел повсюду и во всем царит…
— Так кто же их? Кому они на хвост наступили?
— Да как тебе сказать, Кирюха… Существует еще определенный… контингент… определенные контры, — вразбивку произнес Липницкий, разливая остатки из первой бутылки по стаканам поровну, откупоривая следующую бутылку и доливая до установленного уровня.
— Слушай, Джорджио, не
