Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

— Евгений… э-э… простите, как ваше отчество? — заговорил другой мужчина, выглядевший чуть постарше.

— Борисович.

— Евгений Борисович, я являюсь старшим следователем городской прокуратуры. Фамилия моя — Ожогин. Евгений Борисович, вы могли явиться свидетелем событий, произошедших шестого декабря в интервале примерно с четырнадцати сорока до пятнадцати двадцати.

— Каких событий?

— Мы еще не располагаем полными данными обо всем, что там произошло, — Ожогин скрылся за частоколом слов, — но подозреваем, что на учреждение, расположенное напротив ваших окон, было совершено нападение.

Внезапно Кряжев испытал странное ощущение — будто бы он с гостями уже договорился о том, что все расскажет им, и теперь они все вместе только произносят добросовестно заученные реплики, чтобы когда-то сказать ключевое, решающее слово.

— Вы были в это время дома, Евгений Борисович? — задал вопрос Ожогин.

— Был.

— И вы что-нибудь видели?

— Что именно?

— Нечто такое, что могло бы привлечь ваше внимание своей необычностью.

— Разумеется, — вздохнул Кряжев, почему-то вдруг уверовавший в то, что гостям известен его распорядок дня шестого декабря чуть ли не с точностью до минуты.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее. Просьба не упускать даже самые мелкие детали, какими бы незначительными они вам не казались, — сказал Ожогин.

Кряжев начал рассказывать. Ровным, хорошо поставленным, красивым голосом — ведь он еще и пел, подумывая в серьез об амплуа поющего актера.

Когда он закончил рассказ, впервые подала голос девушка.

— Скажите, Евгений Борисович, а у вас нет ощущения, что вы видели тех двоих людей когда-то раньше? Или, во всяком случае, ощущали их присутствие, словно бы они находились где-то рядом?

— Татьяна Алексеевна, — наш сотрудник, психолог, — поспешил объяснить Карпов.

— Да-да, я понимаю, —Кряжев вроде бы даже немного оживился. — Знаете, вы очень интересный вопрос задали. Я этих типов раньше, может быть, и не видел. То есть, я хочу сказать, что если и видел, то не запомнил, так как не обращал на них особого внимания. Зато когда увидел их вечером шестого декабря, в понедельник, то есть, то у меня возникло ощущение, что они в самом деле когда-то уже встречались мне.

— Вы хорошо рисуете? — задала девушка другой не очень традиционный вопрос.

— Хм, — покачал головой Кряжев. — Если говорить вообще, то средне, а если речь идет о чем-то специальном — а вы это наверняка подразумеваете — то весьма и весьма посредственно.

— Ну не скромничайте, — очень просто сказала Татьяна. — Вы сможете сейчас нарисовать вполне приличные портреты.

— Но… я никогда этого не делал. У меня наверняка ничего не получится.

— Это лишено логики — вы никогда не пытались что-то сделать и в то же время утверждаете, что это дело вам не под силу.

— Конечно, — Кряжев почти развеселился, если принять во внимание его теперешнее состояние всеохватывающей, постоянной, непрекращающейся подавленности. — “Вы играете на рояле? — Никогда не пробовал, но думаю, что смогу”. Ваша логика — именно такая.

— А я могу доказать вам, что нет, — мягко, но уверенно возразила девушка. — Сейчас вы возьмете чистый лист бумаги, карандаш и нарисуете портреты тех двоих незнакомцев.

— Что же, попытка — не пытка, — неожиданно легко согласился Кряжев.

Он поднялся из кресла, достал из стола большой блокнот, взял из пластмассового стаканчика остро заточенный карандаш и вернулся на свое место.

— Итак, — сказал он, улыбаясь только внутренне — его губы очень пострадали от ожога, особенно верхняя губа, по которой, извиваясь, словно отвратительный беловатый червь, полз коллоидный рубец, — приступим. Ведь вы мне будете помогать, не так ли? Я слышал о подобных вещах.

— Тем лучше, — кивнула девушка, — значит, мы оба будем уверены в успехе. Приступаем. Сядьте. Блокнот и карандаш положите себе на колени. Плечи расслабьте. Глаза полузакройте. Еще больше расслабьтесь. Хорошенько припомните все обстоятельства, все детали, сопутствующие вашему наблюдению за теми двумя мужчинами. Вот, вы все очень, очень хорошо вспомнили. Вы словно бы видите их сейчас, так?

Кряжев слегка кивнул в ответ.

— Теперь начинайте рисовать. Постарайтесь все время держать их перед мысленным взором. Как только “картинка” станет исчезать, снова прикройте глаза, вызовите ее в памяти и опять рисуйте.

Ожогин, Синюков и даже Карпов, которого подобной экзотикой трудно было удивить, во все глаза наблюдал за совершающимся на их глазах чудом.

Человек с обезображенным лицом, значительную часть которого скрывали огромные, не очень темные, но сильно “отзеркаливающие” очки, быстро водил карандашом по блокноту, останавливался, замирал, потом снова возвращался к прерванному занятию.

Он посмотрел на листок, покачал головой, видимо, оставшись недовольным рисунком, вырвал листок, начал лихорадочно рисовать на следующем. Здесь, очевидно, дела пошли лучше. Минут через десять он откинулся на спинку кресла и сказал:

— Уф! Вот теперь, кажется, получилось то, что надо. Не фотография, конечно, но за то, что лучше фотороботов, могу поручиться.

Он протянул листок Татьяне. Та, мельком взглянула на него, передала Ожогину.

— Ого! — изумился старший следователь прокуратуры. — Да у вас несомненный талант! И ведь как удачно оба изображены — в три четверти. Тут тебе и фас, тут тебе и немного профиля. Да, это явно получше фоторобота. Но так быстро нарисовать… — он покачал головой. — А они и в самом деле здорово похожи?

— В самом деле, — уверенно ответила за Кряжева Татьяна. — В этом можно быть уверенным. Спасибо, Евгений Борисович, — это уже относилось к Кряжеву.

Когда они вернулись в кабинет к Ожогину, старший следователь Мосгорпрокуратуры распорядился срочно изготовить не менее двадцати ксерокопий с рисунка Кряжева. Для срочного пользования. После этого можно будет растиражировать портреты убийц — а со слов Серегина, вполне совпадающих с показаниями Кряжева, выходило, что эти два типа с внешностью кавказцев и явились убийцами. Правда, никак не удавалось найти тела убитых.

— Вот они, эти гады, — Липницкий положил перед Абрамовым листок бумаги, только что вытянутый из фиолетового аппарата. — Рублев передал, он в следственной бригаде. Как раз нашим делом и занимается.

Вообще-то майор министерства безопасности занимался делом по таинственному усыплению работников милиции и прокуратуры. Трупы, как таковые, видел только Серегин, по его заявлению еще не было возбуждено уголовное дело — ведь не было факта.

— Что там слышно? — спросил Абрамов.

— Ничего. Этот самый Серегин из прокуратуры, который тогда “медвежьей болезнью” заболел и который группу на место происшествия вызвал, внезапно объявившимся свидетелем опознан. По времени все точно сходится — кавказцы вышли, чуть погодя он вошел. Значит, все видел, точно. То есть не все. Наш автобус он не видел. Вроде бы за полминуты раньше отошел, до того, как мы подъехали. Зато свидетель четко рассмотрел семь больших темных тюков, как он выражается. Счет, к сожалению, сходится.

— Успел