Золото в лазури - Жерар Борегар
– Так-то так! – задумчиво ответил Кэниц. – Но сходство есть! А, впрочем, конечно, это не Спартивенто! Вон, Орликов явно прихрамывает на левую ногу, а на виске у него шрам, должно быть, от сабельного удара… Нет, это не наш приятель…
– Граф Орликов, – тем временем обращаясь к Альбранди, говорил русский консул, – только случайно задержался в Неаполе: он едет в Египет. Я позволил взять на себя смелость привести его к вам, князь, зная ваши симпатии к России!
– Милости просим! Милости просим! – отвечал, расцветая улыбкой, Альбранди. – Граф Орликов в моем доме найдет самый радушный прием. Добро пожаловать, граф!
И граф смешался с пестро разряженной толпой гостей Альбранди.
Возникшее в душе Кэница подозрение, все никак не успокаивалось.
– Побудьте тут, Бетти, – сказал он, я хочу пробраться поближе к этому русскому графу!
Но когда он протолкнулся к тому месту, где за минуту до этого видна была фигура Орликова, он нашел там лишь Артемова, оживленно беседовавшего с высоким, костлявым джентльменом который сейчас же обратился к Кэницу с радушным приветствием:
– И вы здесь, Кэниц? Вот никак не ожидал!
– Да и я не мог ожидать встретиться с вами, мистер Скансен!
– Да, да! Но ведь я здесь совсем недавно! Зимой перевели сюда.
– Консулом?
– Да! Кстати: кажется, вы тут вместе с Бетти Скотт? Боже, как она выросла, эта милая Бетти! Мой привет ей, господин Кэниц!
И американский консул опять углубился в беседу со своим русским коллегой.
Кэниц, чтобы не мешать дипломатам, отошел в сторону. Орликова нигде не было видно.
Празднество, устроенное принцем Альбранди, удалось на славу. Сотни гостей бродили по палаццо, по огромному старинному парку, любовались с террасы дворца поразительным видом на несравненный неаполитанский залив, на Везувий. Кстати в эти дни Везувий шалил: по его склонам медленно сползала вниз огненно-красная масса лавы, в темную ночь зрелище это производило и величественное и вместе с тем какое-то жуткое впечатление.
Перед ужином был запущен великолепный фейерверк, стоивший, надо полагать, не в один десяток тысяч франков расточительному неаполитанскому аристократу.
Потом гости осматривали картинную галерею Альбранди, библиотеку, полную редчайших изданий. И, наконец, Альбранди привел своих гостей в комнату, которая казалась настоящим святилищем. Комната эта была убрана с какой-то величавой простотой. Посредине комнаты стоял круглый стол, а на столе – огромный альбом с вычеканенным из серебра переплетом.
– Это – мое сокровище – торжественным тоном заявил Альбранди. – Это моя коллекция редчайших почтовых марок, господа. Я очень рад случаю, приведшему в мой скромный дом знаменитого короля собирателей марок мистера Вильяма Кэница, коллекция которого является крупнейшей в мире, господа! Но и мне нечего стыдиться, показывая мою, конечно, скромную коллекцию самому королю филателистов!
И Альбранди начал показывать свои сокровища живо заинтересовавшимся гостям. При чем, демонстрируя каждую редкую марку, он обязательно сообщал ее рыночную стоимость.
– Однако, синьор Альбранди, ваша коллекция должна стоить уйму денег! – заметил подошедший к столу Артемов.
– О, чистейшие пустяки! – чванно ответил Альбранди. – Какой-нибудь миллион, франков… Ну, не более полутора миллиона!
– Хороши «пустяки»! – засмеялся русский дипломат.
– Собственно, – продолжал тщеславно Альбранди, – главную стоимость моей коллекции составляет какая-нибудь сотня действительно редких марок. Но настоящей жемчужиной в этом собрании является, действительно, мировая редкость. Я говорю, господа, о марке раджи брамапутрского. Вот это сокровище!
Взоры всех устремились на марку, которая лежала на отдельной странице роскошного альбома, при чем не была прикреплена к картону, а просто прикрыта тончайшим листиком абсолютно прозрачного стекла.
– Эта марка, синьоры, продолжал Альбранди, не имеет равных себе в мире! Правда, у присутствующего здесь мистера Кэница, короля филателистов, имеется подобный же экземпляр. Их, этих марок, всего две на свете… Но я, не в обиду моему уважаемому гостю, осмелюсь сказать, что моя марка, стоит больше его. Почему? – спросите вы. Потому, отвечу я, что марка мистера Кэница была в обращении, на ней стоит почтовый штемпель. Ее рисунок, этот идеальный рисунок, сделанный золотом в лазури, до известной степени поврежден печатью. Моя же марка, как вы видите, чиста как стеклышко! Присутствовавшие долго созерцали пресловутую брамапутру.
– Добавлю, продолжал Альбранди, – что только сегодня, да, синьоры, только сегодня лица, имена которых называть я не уполномочен, предлагали мне за брамапутру четверть миллиона франков. Но я конечно же отказался!
Трудно описать эффект, произведенный словами Альбранди на присутствующих! Словно волна прокатилась по залу:
– Четверть миллиона. Четверть миллиона. Четверть миллиона! – шептали вокруг.
– Но довольно, господа! – закончил князь Альбранди. – Начинается концерт: Прошу пожаловать в зал…
И он, предложив руку Бетти Скотт, повел гостей в концертный зал своего палаццо. Кэниц последовал за хозяином. Уже когда он проходил к двери, ему бросилось в глаза, что в комнате, где хранилась великолепная коллекция марок Альбранди, оставалось теперь несколько человек. Среди них был высокий, благообразный старик-лакей в ливрее дома Альбранди, очевидно, поставленный здесь охранять коллекцию. За его спиной, так, по крайней мере, показалось Кэницу, возвышалась фигура русского дипломата графа Орликова, который с напряженным вниманием глядел на чеканный серебряный переплет бесценного альбома.
Прошло еще четверть часа, может быть, полчаса. Концерт был в полном разгаре. На эстраде подвизалась какая-то исполнительница мелодичных, страстных и томных неаполитанских романсов. Глубокая тишина царила в концертном зале.
И вдруг…. Все смешалось, все заговорило, зашумело. Дамы и кавалеры вскакивали со своих мест, кричали, куда-то бежали.
В зал ворвался тот самый сторож драгоценной коллекции Альбранди, старик-лакей и, всхлипывая, кричал, простирая руки к Альбранди:
– Он украл брамапутру! Он чуть не задушил меня! Вот, вот! И он… он удрал!
– Кто? – вскрикнул Альбранди.
– Этот… русский! Граф Орликов! – рыдая, отвечал старик. – Он схватил меня за горло, так что я не мог даже кричать, потом повалил меня на пол, схватил альбом, и…
– Держите вора!
Бледный, как полотно, господин Артемов стоял перед разгневанным Альбранди.
– Что это значит, синьор консул? – наступал князь на дипломата.
– Ничего не понимаю! – лепетал тот.
– Позвольте! Но ведь это вы ввели в мой дом этого… этого вора! Вы отвечаете за него!
– Но, позвольте! – пытался защищаться консул. Я с ним познакомился только сегодня. Он явился ко мне в консульство прямо с поезда… У него было собственноручное письмо нашего посланника в Риме…
– Которое он украл у кого-нибудь! – не выдержал Кэниц. – Насколько я знаю, это опаснейший международный преступник, который ранее обокрал мисс Бетти Скотт, а потом меня на пути в Неаполь!
И потом, обращаясь к стоявшему
