Золото в лазури - Жерар Борегар
– Пустите меня! Пустите! Я должна быть с моей барышней! – кричала Виктория, вырываясь из рук моряков, крепко державших ее.
Пассажиры заволновались. Мгновенно образовалась группа, которая отправилась к капитану просить отпустить и горничную, во избежание возможности попытки самоубийства.
Капитану ничего не оставалось сделать, как подчиниться общей просьбе.
Но в одном он не уступил: отказался дать Виктории одну из спасательных лодок «Бретани».
Буксир, уже принявший на свой борт Бетти Скотт, подошел вплотную к борту «Бретани», и Виктория скользнула по спущенному с парохода канату. Следом спустили весь немногочисленный багаж Бетти Скотт и ее неразлучной спутницы, и «Бретань» снова ринулась в путь, наверстывая потерянное время с усиленною скоростью.
А буксир, тяжело пыхтя и зарываясь носом в мутной зеленоватой воде пролива, пошел к Шербуру.
– Барышня, милая барышня! – изливала свои чувства Виктория, обнимая мисс Бетти Скотт,
– Ну, что тебе, Вики? – спросила та.
– Мы снова вместе, барышня!
А про себя Виктория подумала: «Ладно, ладно, мистер Джонни! Вы сыграли с нами хорошенькую шутку! Но тот смеется хорошо, кто смеется последним! Когда мы обвенчаемся, мы посмотрим, кто будет смеяться, а кто будет плакать, мой милый Джонни!
V
Разумеется, Вильям Кэниц не имел ни малейшего представления о том, какие испытания выпали на долю Бетти Скотт.
Зная морские порядки, он был уверен, что Бетти будет вынуждена добраться до Нью-Йорка, и, скорее всего там и останется. Во всяком случае, она уже осведомлена о том, что находящаяся в ее распоряжении марка – поддельная, и это избавит девушку от скандала. Что предпримет Бетти дальше? Об этом пока не стоило и думать…
С ближайшим курьерским поездом из Гавра Кэниц вернулся в Париж, где расположился в том же отеле «Терминюс».
В дороге он отлично выспался и по прибытии в Париж чувствовал себя совершенно свежим и отдохнувшим.
– Ты свободен на весь вечер! – сказать он Джону Кокбэрну. Можешь погулять или заняться еще чем-нибудь, но помни: завтра утром мы уезжаем!
– Мы уезжаем? – удивился Джон. – Куда, осмелюсь спросить?
– В Неаполь!
– В Неаполь?
– Ну, да! Теперь, раз твоей Виктории тут нет, и ты не можешь проболтаться, я могу тебе раскрыть маленький секрет: наша «Брамапутра» находится в коллекции одного неаполитанского аристократа, принца Альбранди.
– В Неаполь? – почесывая затылок, бормотал Джон Кокбэрн.
– Да. А что? Тебе, по-видимому, что-то не нравится?
– Нет, отчего же? – вздохнув, отозвался Джон и отправился укладывать багаж для путешествия в Италию.
Разрешением мистера Кэница использовать весь вечер он не злоупотребил: скромно посидел в каком-то кафе, почитывая газеты, потом вернулся в отель и залег спать.
Не так провел этот вечер его господин: Вильям Кэниц отправился в оперу послушать бессмертную музыку Гуно в «Фаусте». В вестибюле театра Кэниц наткнулся на какого-то элегантно одетого мужчину с воинственно закрученными усами.
Увидев Кэница усач вздрогнул, но сейчас же справился с волнением и стал следить за молодым американцем. Кэниц взял билет в партер, и когда, несколько промешкав еще в кулуарах театра, уселся на своем кресле, встреченный им в вестибюле усач уже сидел на соседнем кресле.
Во время выступления усач, громко и не стесняясь соседей, высказывал свое одобрение или порицание исполнителям оперы. Кэница забавляла эта экспансивность. К тому же, ему показалось, что у усача проглядывает какой-то южный акцент.
После первого же акта они стали обмениваться впечатлениями от исполнения оперы, и усач показал себя настоящим знатоком музыки.
– Мы, итальянцы, – мы музыкальный народ! – признался он скромно Кэницу. – Когда артистка поет чисто, мы готовы ей подол платья целовать. Но стоит ей сфальшивить, – мы можем и горло перерезать!
– Вы итальянец? – осведомился Кэниц.
– К вашим услугам! Полковник итальянских королевских войска Луиджи Спартивенто! – поспешил представиться американцу меломан с воинственными усами.
– Вильям Кэниц! – представился, в свою очередь, американец. – Кстати! Вы, вероятно, часто путешествуете? Не откажите мне в любезности, подсказать как удобнее всего добраться из Парижа до Италии?
– А вы планируете поездку в Италию? – живо заинтересовался полковник Спартивенто.
– Да. Хочу завтра поехать в Неаполь.
– Какое совпадение! – воскликнул Спартивенто, ведь и я собираюсь туда же завтра! – Тогда мы можем поехать вместе! Вы, как свой человек в Неаполе поможете мне сориентироваться там. Кстати! Вы не знакомы с князем Альбранди?
– Альбранди? Да мы с ним родственники! Правда, очень далекие, но, все же… А вы? Вы с князем знакомы?
– Нет. Но мне с ним придется познакомиться! – разоткровенничался было Кэниц, но потом решил, что не стоит каждому встречному рассказывать о цели своего путешествия и перевел разговор на другую тему.
Иностранцы вообще сближаются на чужбине гораздо легче, чем у себя дома. Полковник Спартивенто показался Кэницу довольно чудаковатым, но добрым парнем. Несколько смешным казалась хладнокровному американцу экспансивность Спартивенто по отношению ко всему, что касалось музыки. Какой-то из исполнителей оперы, по мнению Спартивенто, сфальшивил, и итальянец шумно запротестовал против искажения замысла композитора. Публика зашикала на нарушителя порядка.
– Все закончится тем, что вас попросят уйти. Перестаньте! – уговаривал его Кэниц. – И пусть! – пылко отвечал полковник. – Но я не позволю петь так, как поет этот молокосос! Это неуважение к святому искусству!
Кончилось все так, как и предвидел Кэниц, – публика принялась шуметь, протестуя против комментариев Спартивенто, откуда-то появились дежурные полицейские и вывели продолжавшего громко возмущаться Спартивенто из театра.
Эпизод этот разыгрался перед самым концом спектакля. Когда занавес опустился, Кэниц вышел из зала и в вестибюле увидел дожидавшегося его полковника.
– Ну, как, обошлось? – улыбаясь, спросил он итальянца.
– Как видите! – ответил тот, в свою очередь, весело улыбаясь. – Но согласитесь сами, если мы, знатоки и ценители хорошей музыки, не будем высказывать своего мнения, то что же станет со святым бессмертным искусством!? Но я опять начинаю волноваться! Знаете, что? Не посидим ли мы с вами вместе в каком-нибудь кафе? Я, все равно, не могу скоро успокоиться и заснуть…
Кэниц согласился, и новые знакомые провели этот вечер в одном из элегантных кафе Парижа, болтая о тысяче пустяков. Расставаясь, они условились встретиться завтра утром на вокзале, чтобы вместе отправиться в Неаполь.
В выбранном ими поезде был вагон первого класса, шедший прямо до Неаполя. Кэниц, который любил путешествовать с комфортом, сейчас же взял целое купе в этом вагоне для себя и полковника Спартивенто. Джон Кокбэрн расположился с большей частью багажа в соседнем вагоне второго класса.
До отхода поезда оставалось достаточно времени, и Кэниц с Спартивенто отправились в буфет выпить по чашке кофе, предварительно убедившись, что вагон абсолютно пуст.
Полковник послушно выпил предложенный кофе. Но
