Ольховатская история - Владимир Георгиевич Кудинов
Тамара, не задерживаясь, пробежала по списку глазами, потом вернулась назад, стала перечитывать, уже не торопясь.
— Вероятно, я знаю этого парня, — ткнула она пальцем. — Зовут Мишей, фамилии точно не помню, но вроде похожа: Шедко.
— Что он за парень? Смирный, драчун, задавала?
— Обыкновенный парень. Очень, правда, здоровый. Пару раз приглашал меня на веранде танцевать. От него пахло вином, и я отказывала. «Поди проспись, мальчик». Я не боюсь отказывать ребятам, меня почему-то не трогают. Не подумайте, что я хвастаюсь. Просто это действительно так. Миша что-нибудь натворил?
— Хотелось бы и мне знать это, — признался я. — С кем он водит компании? Не припомните?
— Да со всей Ольховаткой! Сегодня видишь его с одним, завтра с другим.
— Здесь, в Лукашевке, он не появлялся?
— Нет, — уверенно сказала Тамара. Но вдруг в глазах ее мелькнуло сомнение. — Приезжал! — обрадовалась она. — Приезжал как-то весной или в конце зимы, заходил с Санькой Филипповым в магазин, брал у Дениса Андреевича вино. Да, зимой или в начале весны — ребята были, помню, в пальто, затолкали бутылки в карманы. Я тогда еще совсем не знала Мишу и обратила на него, наверное, внимание лишь потому, что уж очень смешно он попросил фруктового вина: «Дайте нам, батька, две бутылки «Слез Мичурина», — а такого я еще не слыхала. Даже Денис Андреевич невесело усмехнулся.
— Любопытно, — обронил я. — Как давно вы видели Мишу в последний раз?
— С месяц не видела. Откровенно говоря, он не очень меня интересует. Велика фигура, да…
— Возможно, — усмехнулся я. — Ну хорошо. Если что-нибудь припомните о Шедко, пожалуйста, сообщите мне. Вот телефоны, по которым меня можно разыскать. — Я вырвал из настольного календаря листок и, сверившись с записной книжкой, написал целый столбик цифр — телефоны прокуратуры, угрозыска, КПЗ, домашний Михаила Прокофьевича и мой гостиничный. — Спасибо за информацию.
— Не за что, — пожала Тамара плечами. — Кстати, в Лукашевке я работаю последние дни. Перевожусь официанткой в ольховатское кафе «Весна». Сельпо не хотело отпускать, но как же здесь оставаться после всего, что произошло?..
К столбику телефонов я присовокупил телефон лукашевского сельсовета.
Александру Филиппову я тоже предъявил список выехавших из района. Среди своих знакомых он уверенно назвал Михаила Шедко. А дальше дело застопорилось. Филиппов не знал за Шедко криминала, не понимал, почему мы интересуемся им, и явно не хотел давать показаний.
«Ну, парень как парень… Нормальный… Ну, мог выпить, случалось… Ну, уехал куда-то в Сибирь… Может, на БАМ, а может, еще куда… Я с ним был плохо знаком, товарищ следователь… Нет, не знаю, ничего этого не знаю. И этого не знаю… Да нет, нормальный был пацан…» — неохотно тянул Филиппов.
— Ты говоришь, что знаком с ним плохо. А между тем он приезжал к тебе в Лукашевку. Как же это совместить?
— Он приезжал смотреть магнитофон. Одно время я хотел его продать. Но потом передумал… Мы знаем друг друга давно, школой на школу в футбол играли, но знакомы неважно. Приехал он ко мне — зимою, что ли? — послушал пару пленок — и все, с приветом.
— И общих знакомых у вас нет?
— Не-а…
— Когда последний раз ты видел Шедко?
— Давно.
— Как — давно?
— Недели две, наверно, назад. Может, три.
— Где, при каких обстоятельствах?
— На «Локомотиве».
— На стадионе?
— Да. Под «Д».
— Не понял…
— Там большими буквами написано: «Добро пожаловать», — стал объяснять Филиппов. — Под букву «Л» ходят девочки, «леди», покупают всякий бабий хлам.
— Что же искупают и чем торгуют «леди»?
— Ну, помадой, компактной пудрой, колготками, тенями. А под «Д» ходят пацаны, «джентельмены» — джинсы, сигареты, жвачка…
— Шедко что-нибудь продавал, покупал?
— Он этим никогда не занимался. Просто болтал с пацанами.
— Ты с ним разговаривал?
— Не-а… «Привет!» — «Привет!» — и все.
— Миша был под мухой?
— Да, наверно… Я не обратил внимания.
— Под сильной?
— Наверно… — Филиппов поскреб в затылке.
— Кто с ним стоял?
— Я не очень присматривался.
— Но все же?
— Кажется, Володя с Первомайской… Потом…
— Потом?..
— Федя Шадурский…
— Потом?..
— Остальных пацанов я не знаю.
— Миша говорил о своем отъезде?
— Нет. Уехал неожиданно для всех дня через два, за свой счет. Даже о путевке не стал хлопотать.
— И правильно сделал?
Филиппов промолчал.
— Я спрашиваю: и правильно сделал? — мягко настаивал я.
Филиппов вздохнул, посмотрел мне в глаза.
— Правильно, — наконец выдавил он. И снова вздохнул. — Миша перессорился со всеми ребятами, задирался, как Печорин. У кого-нибудь нервы могли и не выдержать.
— Ты хочешь сказать, что на Шедко нашелся бы свой Грушницкий?
В ответ — снова тягостное молчание.
— Ничего плохого мы твоему Мише не сделаем. Ведь никто нам не пожаловался…
В конце концов, после долгих мытарств я добился от Филиппова показаний, представляющих для нас определенный интерес.
Из показаний А. Филиппова:
«С Мишей что-то случилось в последнее время. Таким он раньше не был. Мог побузить, но не больше других. А недели две-три назад, когда мы виделись в последний раз, я не узнал его. Миша был пьяный, дурной, ко всем приставал. Федя Шадурский что-то сказал ему, и он ударил Федю, тот упал, выбил плечом доску в заборе. Помню, Федя крикнул: «Я свой!» Я подтащил Федю к колонке, привел в чувство. Потом Миша ударил Володю с Первомайской, сбил с ног, разбил губу. Володя — боксер, я удивляюсь, как мог Миша сбить его с ног. Володя упал на кучу песка, и Миша ударил его ногой по лицу. Володя тоже потерял сознание. Его я тоже подтащил к колонке и привел в чувство. Миша ударил еще одного хлопца — с этим я не знаком, — но парень был выпивший и стал обороняться. Я хотел их разнять, Миша замахнулся на меня, но я успел увернуться. Тогда Миша заплакал. Мы подошли к забору и выломали по колу. Миша все плакал. Мы не подрались, но Миша затаил на меня обиду. От ребят я слышал, что Миша уехал. И правильно сделал, ему в Ольховатке не было места. Ребята были злы на него».
Зазвонил телефон, и, бросив Филиппову: «Минуточку!» — я снял
