Берегите весну - Лев Александрович Бураков
— Зачем же так строго, Вадим Петрович? — спросила Саша. — Ведь он мог и работать, это я его с работы сняла. Жалко парня. Что с ним вдруг приключилось…
Инженер вынул из кармана ее зеркальце.
— Возьмите, Александра Семеновна. Ваша очередь, любуйтесь.
Она взглянула в зеркало: на нее смотрело измазанное круглое девичье лицо, из-под платка выбились волосы.
— Эх вы, растрепа, а не механик. Вот влеплю вместо Стручкова вам выговор — за небрежное отношение к своей внешности. Кстати, вам жалко Стручкова. Так запомните: людей жалеть не надо, надо просто хорошо к ним относиться. Ну, чутко, что ли, по-человечески. На это вы намекали утром? Чутко, хорошо, но требовательно. А некоторых чрезмерной жалостью только испортить можно. Будут притворяться бедненькими да плевами пожимать вместо работы. Бездельников у нас и так много: если бы все так работали… ну, как ты (он сказал «ты»?) — коммунизм был бы сегодня. А Стручков, конечно, парень хороший. И о суде это я так сказал, для острастки.
В окно светило бледное сырое солнце. Светлые зайчики прыгали вокруг. Саша взяла зеркальце и нечаянно навела луч на лицо инженера. Вадим Петрович смешно, по-мальчишески, зажмурился, и оба они рассмеялись.
— Скоро ноябрь, механик, попразднуем?
Саша неожиданно для себя взяла инженера за локоть. Так, как вчера — Львов.
— Отпустите меня седьмого домой?
Львов нахмурился: видимо, просьба ему чем-то не понравилась.
— Нет, — сухо отрезал он. — Хотя, впрочем, я сам, наверное, поеду на эти дни в город. Довезу вас.
Львов резко повернулся и зашагал к выходу. Хрипло проревел гудок. В его голосе были тревожные нотки. Недаром Стручков говорил, что таким гудком можно только возвещать о воздушной тревоге.
«У МЕНЯ ЗАВТРА ПРАЗДНИК…»
Город приветливо распахивался настежь. Солнце смеялось, тысячами улыбок выглядывало из окон. Дома, свежепокрашенные к празднику, казались воздушными. И все вокруг дышало теплотой. По тротуарам плыла радуга нарядных прохожих. Въехали в переулок. Львов нажал на тормоз. Саша выпрыгнула из машины. Сирень у ворот роняла красно-фиолетовые листья.
— Зайдете к нам, Вадим Петрович?
Львов снял очки, и глаза его сделались беспомощными, детскими.
— В таком виде? — он покачал головой. — Когда-нибудь в другой раз…
Саша остановилась. Всю дорогу Львов был возбужден, рассказывал смешные истории из студенческой жизни, читал стихи. А тут вдруг как-то замкнулся, посерьезнел и только в близоруких глазах с расширенными точками зрачков угадывалась улыбка. Львов взялся за рычаг скоростей:
— Давайте встретимся сегодня? В восемь? У арки, что против Центрального сквера?
Похоже, что эти слова вырвались неожиданно для него самого. Саше казалось, что в голосе Львова прозвучали умоляющие нотки. Это ее удивило и обрадовало — теперь ты не инженер, а просто Вадим… даже не Петрович. Сказал и отвернулся, поправляя ключ зажигания. Саша еле удержалась, чтобы не рассмеяться. Она отошла к воротам и лишь оттуда крикнула:
— Хорошо, приду, если… — но шум сорвавшегося с места газика заглушил остальные слова. Львов услышал то, что хотел услышать. Саша успела сказать лишь то, что ей хотелось ответить. А остальное… остальное никому не нужно — ни ему, ни ей. Саша шла, легко перепрыгивая через лужи и считала их: одна, две, три, четыре…
В коридоре пахло жареным луком и пылью. Войдя в комнату, Саша поняла: мать не ждала ее. Она сидела в халате перед мольбертом и писала, наверное, в сотый раз копию с шишкинского «Утро в сосновом бору». Вокруг лежали кисти, тюбики с краской, измазанные тряпки, похожие на осенние листья.
— Сашенька? Приехала! С каким же поездом? — Мать быстро встала навстречу.
Сашу удивило: какое значение имеет, с каким поездом она приехала?!
— Я, мама, на машине, — ответила она и мельком заглянула в зеркало: ой, какая довольная рожица!
— Да, да, хорошо, — рассеянно ответила мать. Саша повернулась и заметила, как она быстро убрала со стола пепельницу с окурками: значит, в доме был мужчина. Мать встревоженно посмотрела ей в глаза, и Саша увидела: глаза матери сегодня особенно похожи на ее глаза — такие же большие, серые и немного наивные. Саша ответила безразличным взглядом, и мать успокоилась, повеселела:
— Есть что покушать, мам?
— Конечно, Сашенька, сейчас. Ох, я со своей рассеянностью! — мать засуетилась, собирая завтрак. И хотя Саша предполагала, что ей по приезде в родной дом только и придется делать, что рассказывать о своей новой жизни, — разговор не клеился. Она вяло съела бутерброд, запила его теплым чаем, и завтрак показался ей не таким вкусным, как у себя, в совхозе. Саша походила по комнатам и почувствовала, что ей скучно, что окружающие ее знакомые с детства вещи не трогают ее, а раздражают. Мать села за стол и принялась вставлять в рамки акварельные этюды — в конце года готовилась областная выставка.
«Как это на свете бывает: художник — это же человек особенный, душевный, чуткий, а мама — замкнутая? — думала Саша. — Вроде и не рада моему приезду… Я так долго не была дома. Хотя, может, это мне так кажется, а для нее время летит быстрее?»
К Центральному скверу Саша шла медленно, но все же пришла раньше восьми. Белая арка резко отделяла оранжевое небо от темно-синего асфальта. Деревья стояли обнаженные, и только боярышник пламенел багровыми узорчатыми листьями. На самой большой клумбе у фонтана доцветало несколько белых астр. В бассейне валялись опавшие листья, в лужице грязной воды плавали окурки и обертки конфет. Саша медленно обошла вокруг фонтана и вышла к арке. Вечерело.
«Зачем я пришла? — подумала Саша. — А вдруг он не придет?»
И тут же поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы Вадим Петрович непременно пришел и как можно скорее.
— Саша, — прозвучал знакомый голос, и она, вздрогнув, обернулась: перед ней стоял Львов, свежевыбритый, пахнущий духами, в начищенных до солнечного блеска узконосых ботинках. Он улыбался, и Саша невольно улыбнулась в ответ.
— Так какова наша программа?
Саша развела руками, прищурилась лукаво:
— Вы главный инженер — вы и решайте!
— Здесь я просто… человек. — Львов достал сигареты, но, повертев пачку в руках, спрятал обратно в карман. — В кино пойти, да билетов сейчас не достанешь. Будем рассуждать логично: в театре скучно, в ресторан ты не пойдешь…
Саша видела инженера таким впервые: он явно растерялся. Она отвела взгляд в сторону: всегда решает все с хода, пусть подумает. Здесь ему не совхоз, не мастерские…
— А, идем просто
