Невьянская башня - Алексей Викторович Иванов

— Снег выдаст, — сказал Гаврила. — Снег — что лист исписанный.

— А если Савватий сам бы нашёл? Цепень этого не боялся?

— Нет, — ответил Егоров. — Тесины те я Лычагину осенью с пильной мельницы выдал — сеновал перекрыть. Ежели осенью их в дело не пустили, то они до весны будут стоять. Никто их не тронет. Надёжный тайник.

— По уму Савватий-то сам у себя мог и получше деньги упокоить, — заметил и Гаврила. — В погребе, али в амбаре, али в подклете схоронил бы.

— Сомненья нет, что Цепень сбежал по пруду, — добавил Егоров. — На выездах из острога сторожа стоят. А у Лычагина задворки на пруд смотрят.

Акинфий Никитич размышлял и вертел в пальцах серебряный рубль.

— Всё складно получается, — заметил он, — только где здесь Тараска?

Вздёрнув клин бороды, Егоров промолчал.

Акинфий Никитич со звяком бросил монету в кучу.

— Ладно, железны души, — сказал он. — Главное — Цепень где-то у нас в Невьянске шастает. Он не знает, что мы его тайник вычистили. От денег он не уйдёт и властям не сдастся. А в Невьянске мы его отыщем.

— Надобно засаду на него сделать, — сказал Егоров. — У Савватия.

— Артамон сделает, — согласился Акинфий Никитич. — А вы ступайте по домам. С Лычагиным я сам всё порешу.

Приказчики поднялись и поклонились. Онфим отворил им дверь.

За чёрными окошками советной палаты вдали негромко, нежно и ясно зазвонили куранты, отыгрывая колоколами три часа ночи.

* * * * *

На расписном своде советной палаты извивались плети винограда и резвились райские львы с круглыми добрыми лицами. Акинфий Демидов сидел у стола с грудой серебряных рублей и думал о навалившихся на него бедах, о мастере Лычагине и Невьянске.

Тридцать три года назад по воле государя Петра батюшка отдал в казну свой обихоженный завод в Туле и взамен получил новенький казённый завод, построенный верхотурским воеводой на речке Невье. Но воевода соврал. Так сообщил батюшке приказчик, отправленный в Сибирь на разведку.

В сентябре 1703 года Акинфий сам приехал на речку Невью. Ему было двадцать пять лет. Не вьюноша уже, однако и не муж. Он увидел мелкий и замусоренный пруд с торчащими пнями, неумело возведённую плотину и на взрытом пустыре за ней — единственную домну в окружении балаганов с крышами из коры: это были фурмовая фабрика, вертильня для пушечных стволов и молотовые мастерские. И ничего не работало. Он, Акинфий, принялся переделывать завод, а вскоре прибыл и батюшка, привёз умелых мастеров из Тулы и Москвы. Среди них был молодой Федот Лычагин с женой. Через год у Лычагиных родился сын. Его назвали Савватием…

Акинфий Никитич встал, злобно сгрёб со стола серебро в армяк и отнёс в тёмный угол, чтобы Савватий ничего не увидел.

— Онфиме, кликни-ка Лычагина ко мне.

Савватий вырос при заводском деле. Мальчонкой приносил отцу обед в доменную фабрику, постигал арифметику в цифирной школе Демидовых. Когда пришло время, Акинфий отправил его в горное училище Татищева на Уктусском заводе. Савватий стал механическим мастером. Потом Акинфий Никитич назначил Лычагина приказчиком по заводским машинам. Это было весьма немало. На заводах казны Татищев учредил должность механического мастера всего-то год назад — на пять лет позже Демидова — и очень гордился своим Никитой Бахоревым, хотя платил ему вдвое меньше.

Савватий вошёл и молча поклонился.

— Садись, — Акинфий Никитич указал на скамью у стола.

Он без смущения рассматривал Савватия словно своё изделие. Лицо у Савватия было простое, крепкое… Мог ли он предать? Причина имелась — Невьяна. Однако было и возражение. Предать Акинфия Демидова означало предать завод Акинфия. А завод — родство первородное. Оно выше любви и мести. И неважно, что Демидов — хозяин, а Лычагин — наёмный работник. Савватий не стал бы губить хозяина, как и сам Акинфий, отняв Невьяну, не поломал Савватию его предопределения — ведать машинами на заводе.

— Помнишь Мишку Цепнера с Кадашёвского монетного двора? — спросил Акинфий Никитич. — Ты с ним куранты ставил.

— Помню, — не поднимая глаз, ответил Савватий.

— Ты его к себе домой водил?

— Не водил. Он в башне жил безвылазно. Как ты и велел.

Когда Цепень появился в Невьянске, Акинфия Никитича здесь уже не было — он уехал, и надолго. Всеми делами завода занимался Степан Егоров.

— Так вот… — Акинфий Никитич потёр тяжёлый подбородок. — После курантов никуда Цепень из Невьянска не убрался — ни в Екатеринбурх, ни в Москву. Он в моём каземате сидел. Так надо было.

Акинфий Никитич глядел на Савватия испытующе и пристально.

— А сейчас он сбежал. И украл заводскую казну. Унести всё сразу не смог — и спрятал у тебя на дворе. Как это понимать прикажешь?

Савватий наконец поднял глаза на хозяина.

— Я не вор и в сговоре с вором неповинен, — весомо произнёс он.

— А казна у тебя на дворе?

Савватий подумал.

— Я говорил Мишке, что бобылём живу. А подворье моё с башни как на ладони видно. Может, так он и смекнул, где тайник устроить.

Объяснение звучало вполне убедительно.

Акинфий Никитич положил на стол большую, как лопата, ладонь.

— Что же, отчего бы и не поверить? — угрюмо согласился он. — Но к тебе на двор я засаду помещу. Всё равно Цепень за казной приползёт.

— Твоя воля.

— Это ещё не всё. — Акинфий Никитич поскрёб ногтями столешницу. — Ты, Савватий, должен помочь мне поймать вора.

— Как? — удивился Савватий.

— Цепень где-то в Невьянске ошивается, а у нас — «выгонка». Рано или поздно солдаты изловят Цепня. Он себя не назовёт, не захочет к Татищеву в лапы. Выдаст себя за какого-нибудь шалыгу с Руси, и его запихнут в толпу к раскольникам. Вот ты и будешь ходить с Гаврилой к пленным на казённый розыск. «Выгонкой» командует Никита Бахорев, он вас пустит к допросу.

— А почему я? — не понял Савватий.

— Цепня в рожу знают лишь трое — Степан Егоров, я и ты. Больше никто его не видел. Мне со Степаном ходить на розыск не по чину. А тебе можно. Я скажу Бахореву, что ты ищешь своего беглого подмастерья.

Тайна, связанная с беглым мастером Мишкой Цепнером, неприятно придавила Савватия, но сейчас не стоило задавать вопросы хозяину.

— Прикажешь — так исполню, — непроницаемо пообещал Савватий.

— Исполнишь — награжу, — пообещал и Акинфий Никитич.

— Не обессудь, не надо, — мрачно ответил Савватий. — Спокой дороже.

— Иди давай восвояси, — отвернулся Акинфий Никитич.

В сенях Савватия дожидались два «подручника».

На морозе Савватий почувствовал, как устал за эту ночь. Хрустел снег под ногами. Невьянск тонул во тьме, а улица словно бы обрывалась в пропасть, в бездну — в пустое пространство заводского пруда. Савватий шёл и думал, что в такой глухой час у всего живого, наверное, кончаются силы жить. Умолкают плачущие младенцы, самые крепкие пьяницы сползают под столы, засыпают сторожа, праведники путаются в словах молитв, а убивцев гложет тоска. Нерушима лишь работа механизмов: мерно качается маятник курантов, медленно вращается над миром исполинский круг созвездий.

Савватий запустил «подручников» во двор и запер за ними калитку на крюк. Амбар оказался удобным местом для засады: узкое волоковое окошко смотрело как раз на тот угол дома, за которым стояли доски-тесины. «Подручники» в толстых тулупах пристроились на мешках возле окна.

Савватий вернулся к тесинам. Артамон разворошил их, одну уронил, и надо было поправить ряд как было, чтобы Цепень ничего не заподозрил. Савватий поднял и прислонил тяжёлую доску к жёлобу-«потоку». Затем полез в просвет между досками и стеной, чтобы руками разровнять снег. В ладонь ткнулось что-то твёрдое, как льдинка. Это был серебряный рубль. Савватий ещё пошарил в снегу и выловил ещё один рубль. Потерянные монеты из той казны Акинфия Никитича, что утащил Цепень. Савватий зажал их в кулаке и вылез из-под досок. Краденые деньги ему не нужны. Он отдаст их Демидову при случае.

Савватий направился к своему крыльцу.

В сенях было выстужено, однако из сумрачной горницы дохнуло печным теплом. Савватий