Обагренная кровью - Николай Иванович Ильинский
Уже уходя из райкома, Забродин вдруг остановился у двери, держась за ее ручку.
— Забыл сказать, Юрий Федорович, по дороге в Красноконск я встретил Тишкова, Захара Денисовича Тишкова… Ну, того, что десять лет назад. … из-за «ага!» на лесоповал сослали, помните?
— Жив?! — не то обрадовался, не то удивился Морозов.
— Таких ничто не берет — живучи! — с нескрываемым неудовольствием процедил сквозь зубы Жигалкин. — И в огне не горят, и в воде не тонут, и даже лесоповал им нипочем!.. Ты, парторг, посмотри за ним… Из ссылок наяву с добрыми мыслями не возвращаются…
— Особенно если ссылка по навету идиота, — косо глянул на Жигалкина Морозов. — Не сумели мы защитить людей, вот что!
— Ничего! — громко, словно торжествуя, вдруг рассмеялся красный конник. — Зато другим умникам наука!..
Он прекрасно знал меру своей вины перед Тишковым, понимал всю абсурдность его обвинения, но признавать это теперь… Жигалкин достал из кармана брюк носовой платок и вытер им вдруг обильно вспотевшие лоб и шею. Времена менялись, режим несколько ослабил железные оковы, страшный тридцать седьмой год постепенно хотя и не выветривался из памяти, но казался слишком уж каким-то невероятным. На дворе стоял тысяча девятьсот сороковой год.
III
Средняя школа в Нагорном занимала два одноэтажных старых, еще дореволюционной кирпичной кладки здания, одно из которых было выкрашено в зеленый цвет, а другое, находящееся рядом с церковью и когда-то служившее подворьем местного священника, — в красный. Скорее, стены были выложены из красного кирпича и кое-где неровно подмазаны краской. Классы в обоих помещениях были тесные, душные. Занятия в них проводились в две смены. Малыши бойко бежали в школу с утра, а ученики с шестого по девятый класс лениво тянулись сюда после обеда. Десятого класса пока еще не было, он еще вызревал в мечтах девятиклассников и намечался открыться в следующем учебном году.
Окна в классах были открыты настежь. С улицы лился аромат цветущей сирени, запах акаций, растущих по периметру школьного двора, других деревьев и цветов, ярко пестревших на клумбах вдоль беговых спортивных дорожек. Весна еще больше расхолаживала старшеклассников, которым к концу года откровенно наскучило учиться, да и вообще возраст делал свое дело: девятиклассники уже не дергали девочек за косички, как в младших классах, когда все поголовно хотели быть Чапаевыми, папанинцами, Чкаловыми, теперь, правда, в тайне мечтали поучаствовать в испанских событиях на стороне пламенной Долорес Ибаррури, побывать на озере Хасан или на Халхин-Голе, но теперь больше уже заглядывались на одноклассниц, как будто до этой весны сроду их не видели. На уроках на маленьких листочках, вырванных из тетрадей с домашними заданиями, мелким почерком с испариной на лбу сочиняли сердечные признания, а некоторые наиболее поэтичные натуры даже предлагали вечерком посмотреть, как в тихом плесе алым пожаром горят сразу две — вечерняя и утренняя — зори. Листочки бросали через головы. Краснея, девушки быстро, чтобы этой контрабанды не заметили строгие в соблюдении нравственности учителя, хватали послания, одним глазом пробегали по каракулям и… Одни кивали в знак согласия, а другие отрицательно крутили головой.
— Звон, а ты почему ни одной дуре не царапнешь? — толкнул Митька Храп, он же Дмитрий Храпов, Виктора Званцова, которого для краткости окликали Звон.
— Потому и не царапаю, что дуры, — уголком губ процедил Виктор. — В Нагорном одна только Дуська Лыкова что-нибудь стоит, — нагнулся Виктор к Митьке, украдкой поглядывая на Валерку, как бы он не услышал их «крамольное» перешептывание.
— Да не услышит, — в свою очередь уголками губ произнес Митька, — он занят, что-то царапает на бумаге…
— Может быть, тоже какой-нибудь записку…
Валерка Демин, одногодок и одноклассник ребят, жил на хуторе Выселки, затерявшемся в степи, где еще незадолго до революции некоторые нагорновцы приобрели участки земли по бросовым ценам: в Нагорном теснота, а здесь воля вольная, были бы руки да желание обзавестись хозяйством! Так выселившиеся и начали строиться в степи и, не мудрствуя лукаво, назвали свой новый хутор Выселками. Одним из последних на хутор выехал Илья Стратонович Демин. Жена его, Дарья Петровна, сестра Алексея Петровича Лыкова, вначале поупрямилась — жалко было расставаться с соседями, с нахоженными тропками, на которых осталось ее босоногое детство, — но потом согласилась. Терять-то в Нагорном было нечего, кроме воспоминаний о молодости: домишко старый, покосившийся, маленькие окна от времени уже наполовину утопали в завалинке, а хотелось и нового, просторного дома, и большого двора. Первое время она скучала по Нагорному, а потом привыкла: степная тишина благодатно воздействовала на нее. В двадцать пятом году двадцать второго марта она родила сына, здорового, крепкого мальчика, которого назвали Валерием, ибо на эти дни приходился, как говорили нагорновцы, церковный праздник святого Валерия-мученика.
— Но только чтобы мой сын не стал мучеником, — заявил тогда Илья Стратонович.
— Окстись! Не накаркай! — шикнула на него Дарья Петровна и перекрестила себя и малютку. — Валерий, батюшка сказал в церкви, это, стало быть, крепкий!..
Сын вырос, но это не принесло радости, ни отцу, ни матери. В нем было что-то особенное: сильный в плечах, стройный, красоты не занимать, но совершенно равнодушный к земле и вообще к крестьянскому укладу жизни.
— Удумал стервец на кулачках драться, — жаловалась Дарья Петровна брату, — и не только зимой, как, бывало, наши мужики на крещенском льду Серединки, а весь год…
— Из твоего Валерки может получиться хороший спортсмен, Дарья, — успокаивал ее Алексей Петрович и передразнивал: — На кулачках!.. Он — боксер, понимаешь? И если ты со своим Илюхой ничего в этом не смыслишь, пусть Валерка в Харьков едет, там он человеком станет!
— Да нехай, — согласился Илья Стратонович, — крепким мужиком будет.
— Они так сильный, — не соглашалась отпускать сына на край света Дарья Петровна: — Его вон даже Спиря боится, хоть и на три годка старше Валеры. Никого в жизни Спиря не пугается, а перед Валеркой ниже травы.
— Перед боксером и тише воды станешь, — улыбнулся Алексей Петрович, тайно завидуя сестре, что она имеет такого ладного сына. — А Спиря что — молодец против овец. Он только и умеет, что грабить слабых. Уже дважды судим, негодяй!
— Какое дважды, в третий раз в тюрьму законопатили, — сказал Илья Стратонович, — опять кого-то на железнодорожной станции обобрал… Мало в моей бригаде мужиков, но и Спирька так, вредное место, родится же — ни Богу свеча, ни черту кочерга.
Но до Харькова Валерию приходилось жить в доме дяди. Двоюродная сестра Дуська была старше его на два года, окончила семь классов
