Обагренная кровью - Николай Иванович Ильинский

— Вопрос серьезный, — задумался Морозов и стал тихо постукивать карандашом по столу.

— Как это на улице? — вмешался в разговор Жигалкин, с усмешкой поглядывая на Забродина. — А церковь? — хитро подмигнул он Морозовy. — Разве это не помещение для классов? Помещение — наяву лучше не придумаешь! Удивляюсь, мне странно и непонятно — секретарь партийной организации приходит в райком партии и плачет в жилетку, когда под носом такая возможность… Купол в этом году, как у меня запланировано, сносить не будем. Не потому, что жалко — просто не успеем к холодам. Оставим до поры и колокольню: мусор не станем разводить… Кстати… — Он остановился напротив Забродина. — Константин Сергеевич, дорогой, почему на этой колокольне до сей поры побрякушка болтается?… Почему колокол до сих пор не сняли? А?

— Руки не доходят, Пантелеймон Кондратьевич, снимем, — опять попытался увернуться от прямого ответа директор школы, но под пристальным взглядом Жигалкина не смог. — Однако пойми же и ты: и церковь, и колокол — это своего рода история Нагорного. Да, да! Почти двести лет стоит эта церковь, сколько поколений прошли через нее… Стены насквозь молитвами пропитаны, пусть и…

— Ерунда! Наяву ерунда! — решительно прервал Забродина Жигалкин; на чуть впалых с желтым оттенком его щеках заходили желваки, что было признаком взвинченности. — При чем тут поколения, молитвы? Опиумом, опиумом стены этого домишки пропитаны, и наш партийный долг — выкорчевывать это из мозгов темных масс!.. И вообще, тоже мне история! В Москве храм так называемого Христа Спасителя в два счета снесли взрывами — и хоть бы хны!.. Так то ж ведь действительно храм! А тут наяву зачуханная, заплеванная пьяными мужиками церквушка, хотя и двести лет ей от роду — тьфу! Религия для советского человека не традиция и не история… Я против этой истории от самой Великомихайловки. — Жигалкин взглянул на Морозова и смолк, понимая, что тому не совсем нравятся его бесконечные, назойливые воспоминания о Великомихайловке: всего должно быть в меру. Зато воинствующий атеист насел на Забродина за то, что в его школе немало сынков и дочек подкулачников и прочих тайных ненавистников советской власти.

— Как это немало? — нахмурил брови Константин Сергеевич и заерзал на стуле: обвинения были слишком уж серьезные. — Ты кого имеешь в виду?

— Ну, этот, как его… — Жигалкин вынул из нагрудного кармана гимнастерки небольшой замасленный блокнот и стал быстро листать его. — Вот… отпрыск Свирида Кузьмича Огрызкова Осип… И еще… дочь изгнанного из колхоза Егора Гриханова Екатерина. — Он продолжал листать странички блокнота, но, не найдя больше ничего, заслуживающего внимания, сунул его в карман и уверенно добавил: — Если поглубже покопаться, то наяву много можно найти таких и им подобных…

— По-твоему, Пантелеймон Кондратьевич, выходит, что мы этих молодых людей должны отдать в руки действительных недоброжелателей нашего социалистического общества. — Забродин еще больше нахмурил брови. — Так, что ли? Вон, мол, из нашей советской школы!.. И куда они пойдут, кем станут для нас?

Жигалкин стал взволнованно ходить из угла в угол по кабинету.

— Что такое недоброжелатели, а? Враги! Наяву наши враги! Да я б их, будь моя воля… саблей — и весь закон!

— Оружие и закон не уживаются друг с другом, Пантелеймон Кондратьевич, — вздохнул Забродин.

— Да! — воскликнул Жигалкин. — Ты прав!.. С моей пролетарской саблей буржуйские законы — ни в жизнь!.. И вообще, не выдумывай ты черт знает что!

— Не я это выдумал…

— А кто же?

— Цезарь.

— Опять?! Китаец?! Буржуй, небось…

— Император… Римский император!

— Ну, здрасьте, ты уже наяву императоров цитируешь, да я их, как в восемнадцатом году Николку и всю его семейку: раз — и поминай, как звали!.. Маркса и Ленина цитировать надо! Вот оно, нутро интеллигенции, так и выпирает, как грыжа из пуза! Вам бы все в белых перчатках делать…

— Кстати, Маркс и Ленин тоже интеллигенты!

— Ну, это знаешь, как посмотреть, — как-то разочарованно произнес Жигалкин и почесал лоб, — у них зато наяву пролетарский ум был… Иначе бы они не звали нас, пролетариев, объединиться в партию, чтобы сподручнее классовую гидру метелить, в рядах которой почти все толстопузые в рясах… И что интересно, Маркс и Ленин призвали, а мы это наяву и сделали! Уничтожили эксплуататоров и все вывернули наизнанку. … Вот возьми меня, Забродин. — Пантелеймон стукнул себя кулаком в грудь. — Недавно я анкету заполнял, и там надо было ответить на вопрос, когда я и где родился… Я долго ломал голову над этим вопросом… Что писать? Что на таком-то хуторе я вылупился на свет… Но зачем? Чтобы носом из возгрей пузыри надувать? Нет, Забродин, не на хуторе я тогда заорал впервые, родился я в Великомихайловке… Отсюда идет моя родословная — родословная Первой Конной, иначе я до сих пор так бы и пускал из носа эти… зеленые пузыри… А ты мне — император!

— Ладно, ладно, — стал успокаивать Забродина и Жигалкина первый секретарь. — У нас тут не дискуссия по древней истории и партийным платформам… Но церковь… — Он посмотрел на директора школы. — Все-таки стоит приспособить под классы… Другого выхода не вижу, Константин Сергеевич… Так вот получается, — в его голосе прозвучали нотки извинения.

— Тем более колокол с церкви немедленно снять, — приказным тоном потребовал Жигалкин. — Не может советская школа быть под церковным колоколом… Он не для того там висит, чтобы объявлять начало уроков и перемен!.. Не можете сами — пожарников из Красноконска пришлем, они не побоятся высоко залезть, колокольня твоя им наяву — тьфу!.. Ну, хоть эту работенку им подбросим, а то они от безделья так разжирели, что в брезентовые штаны задницы не могут втиснуть, — рассмеялся Жигалкин. — Все польза будет!

Забродин хорошо понимал, сколь трудна задача, которую поставили перед ним в райкоме партии, какой гнев односельчан, пусть не всех, но очень многих, навлечет он на себя. Однако Морозов прав: деваться некуда, классы переполнены, тем более что особенно подпирают ребятишки в первом и втором классах.

— Да! — вспомнил Жигалкин, поднял руку и посмотрел на потолок кабинета. — Святых этих, что на стенах и под куполом церкви наляпаны, облупить беспощадно…

— Как это — облупить?! — удивился Забродин.

— Не сможете стереть всю эту мазню — забелите! — стоял на своем Жигалкин.

— Детишек много — хорошо, — словно не слыша разгоряченного Жигалкина, сказал Морозов. — Нам нужны будущие инженеры, строители, летчики, учителя, грамотные хлеборобы, наконец… Вы уж, Константин Сергеевич, потолкуйте с мужиками, постарайтесь их убедить, что использование церкви под школу — мера вынужденная… Маленько разбогатеем — дадим деньги на строительство