Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева

Я знаю последние слова наизусть, часто проговариваю их вместе с бабушкой, но никогда не думала спросить, как и почему пропали Андельские угоры. Бабушка Марфа должна была знать. Видимо, раньше мне было ни к чему продолжение, а тут будто кто-то дернул за язык. Значит, память стала нужна.

– Ой, Марфушка, думашь, я помню… Беда тоже была, это помню. Кака-то похожа беда с ледоходом. Не суть, главно, решили беду. Придумали взорвать лед. Видно, затор какой-то был. Взорвали немного, и все, река потекла дальше.

– Погоди, Андельские угоры тут при чем?

– А при том. От огня много воды было. Это бабушка Марфа своими глазами видела. Когда потом салюты на праздниках придумали пускать, она их невзлюбила. Не понимала, как остальных память не бередит: разве забудешь огонь над водой – тот, большой, от которого затопило Андельские угоры?

– Их затопило?! Только их?

– Может, еще каки бережки, но из больших угоров их выбрали, да.

– Еще выбирали… А как выбирали?

– Да откуда я помню, Марфушка. Видно, иначе было никак. Куда воду девать, сама посуди…

– Я не хочу судить, я понять хочу…

– Да нечего тут понимать. Без реки-то жить совсем тогда не умели. Надо было ее возвращать. Вот и вернули. Воде надо было куда-то деваться, а левый берег пологий… Жалко Андельские, кто же спорит. Ничего, говорят, вывезти не успели.

– И никого…

– Помню, мы с бабушкой Марфой перед сном говорить любили, самы луччи разговоры были. Приходила к ней ночевать, когда морозы и мама в ночную, печи некому истопить. Хорошо, меня словом угреет бабушка Марфа. Вспомнить бы, о чем говорили. Стáрины каки-то за ней запомнила, а согревные разговоры-то разве подумала заучить… Ладно, Марфушка, все ладно. Нас тетя Клаша давно дожидается. Пойдем давай, в карты сыгранем, все быстрее время пройдет. Глядишь, пойдем домой – андели! На реке-то ледоход, все наладилось. Давай так думать.

Мимо реки пошли, а по ней волки. Черные волки по белой реке. Далеко видны.

Лишь бы собаки успели спрятаться.

Картежницы

Как ледохода не стало, все по домам.

Раньше река освободится, и люди за порог. За зиму насидишься, и земля наскучается. Теперь до земли не дотронешься, крепко промерзла. Порой сугробы редеют, но держатся. Солнцу доверия мало. Пригреет, ручьи побегут – будто весной настоящей, а в ночь лужи морозом прихватит. Вот и получается скользеть – точное слово подобрали.

– Кака скользеть! Не знашь, как идти!

Бабушка все не привыкнет к дороге до тети Клаши. Давнишние подруги, вся жизнь друг у дружки на виду. Живут на соседних угорах, только ручей перейти. Беда лишь в том, что ручей у них своенравный. То пересохнет, по доске перейти можно, то нальется, пешком не попасть. День-другой, а то и больше пережидать надо. Наскучаются подружки, азартная вещь – подкидной дурак.

А теперь и пережидать не надо, ручей стоит. Хоть каждый день в карты играй – хотя бы таким делом заняты.

Похожи подружки на свой ручей. То сойдутся характерами, то не сойдутся. Только друг без дружки жить не привыкли. Мужей схоронили одна за другой. Тетя Клаша немного попозже. Бабушка даже успела ей позавидовать, но не всерьез. Они и ссорятся не взаправду.

Тетя Клаша погорячее будет. Бабушка повезучее – порой без единого козыря выйдет. На пятое или шестое везение как найдет на нее глупый смех, не остановишь. Хохочет, а тетя Клаша еще больше горячится. И так в дураках не любит сидеть, а еще бабушка вся заливается смехом. Тете Клаше возьми да приди в голову, что Манефа над ней по-злому смеется. Само, не нарочно вылетит обидное слово, а еще хуже – в ответ. Если я играю с ними, как-то улажу, разговором отвлеку. Без меня, бывает, и по домам разойдутся.

Наутро даже не вспомнят, из-за чего поссорились. Извиняться ни одна не пойдет. Да и не за что, честно говоря. Вот и начнут мириться, как умеют. Каждая по своему угору ходит и другую между делом зовет:

– Что делашь-то-о-у?

– Да та-ак, брожу, обряжаюсь… А ты чего делашь?

– Да тоже чего-то делаю… Грибницу из белых грибов сварила, приходи!

– Ладно, приду!

Отобедают как ни в чем не бывало. Разве хочется одной суп хлебать, даже из белых грибов?

Я, когда приезжаю, всегда с ними в карты играю. Придем к тете Клаше, она заладит:

– Ты уж, Марфуша, почаще заглядывай на Кулойские. Втроем-то играть веселее!

Оно и правда веселее. Вдвоем – кому карта идет, тот и не дурак. А втроем – оно хитрее сплетается.

Оказалось, дело не только в азарте.

Раньше они играли втроем. Кто был вместо меня, случайно узнала. Бабушка порой увлечется и под смешок выбросит пару шестерок или семерок в бито. Нечасто, но бывало такое. Теперь за ней глаз да глаз, я то и дело поглядываю. Она и сама себя смехом выдаст. Не выходит у нее обманывать, это азарт вытворяет. Я, видно, редко играю, не так ему поддаюсь. Вот и слежу, чтобы в бито мелочь не скидывали, набирались по-честному, крыли по-правильному. Порой и поймаю бабушку на мухлежке, куда без этого. Как-то раз тетя Клаша в горячке выдала:

– Вот, Марфа, молодец! Ты в другу бабку пошла! А что с этой взять, всю жизнь хи-хи да ха-ха.

Моя бабушка Устинья тоже с Кулойских угоров. И замуж пошла за кулойского, все по-людски. Жить пошла в его дом, на самый дальний угор. Видно, поэтому и перестали вместе в карты играть Манефа, Устинья и Клавдия. Дома далеко, а ноги уже не те. Все трое хромают, но больше всех тетя Клаша. Поэтому мы с бабушкой Манефой сами к ней ходим. Но, если пирогов напекли, зовем к нам и на чай, и на карты. И она придет, уважит нас.

Сидим как-то раз, чаевничаем. В картах на ничье разошлись, никто не в обиде. Сначала бабушка с тетей Клашей старое вспоминали, а потом за новости принялись. Тетя Клаша вон какую принесла:

– Слышали, нет? Лед задумали взорвать.

– Да не плети давай.

– Сама слышала, говорю тебе.

– А что это значит-то?

– То и значит. Мужиков собирать начнут.

– Мужиков-то зачем?

– Да разве одному под силу реку взорвать? Нешутейное дело…

– Да, может, на Широких сами управятся… до наших мужиков и не дойдет…

Я не понимала их спокойствия. Точнее, мне было непонятно их беспокойство, они что, не слышат?! Реку снова хотят взорвать!