Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Светочка где?!
Подвыпившие гости не разобрали поначалу, чего хочет от них разъяренная хозяйка, которая грохнула блюдо на стол и закричала так страшно, что переполошились не только сидевшие за столом, но и те, кто проходил по улице.
А Кузнечик еще успел крикнуть разок-другой, слабея все больше, то слово, которое точно должны были услышать:
– Мама…
И Катя, которая спешила домой с работы, почему-то ускорила шаг, забыв о том, что ей нужно купить хлеба. Она проскочила мимо магазина, не поздоровавшись с соседками, которые чесали языки на крылечке, и припустила к дому, почему-то не сомневаясь, что именно в этот момент нужно не жалеть новых босоножек и бежать что есть силы…
Во двор она влетела в тот самый момент, когда Клавдия схватилась за сердце и осела на ступеньки Катиного крылечка. Толком не разобрав, что же случилось, Катя кинулась на задний двор, где гулял обычно Кузнечик, и успела услышать голос сына, который звал ее.
– Я здесь, сынок!
Гадать, откуда доносится голос, Кате не пришлось. Ее давно пугал старый колодец, и она не раз ходила в администрацию, прося засыпать его или хотя бы накрыть чем-то более безопасным, чем старые доски. Ее не услышали. Поставленный ею хлипкий заборчик, конечно, не мог уберечь любопытных детишек от беды, но никому, кроме Кати, не было до этого колодца никакого дела…
Раздумывать было некогда. Катя кинулась обратно в дом, схватила веревку, на которой обычно сушила белье, и, вылетев на крыльцо, заорала:
– За мной! Держите!
К счастью, один из зятьев Клавдии был достаточно трезв, чтобы понять, чего хочет от него Катя. В два счета скрутив прочный узел, он обернул миниатюрную Катю веревкой:
– Давай! Я держу!
Светочку Катя выловила сразу. Девочка, ухватив ее за шею, тут же обмякла, прильнув к Катерине и обхватив ее руками и ногами. А Катю затрясло от ужаса.
Кузнечика она нашарить в темноте, как ни старалась, не могла…
И тогда она взмолилась так же, как когда-то в роддоме, когда кричала в небо от страха, рожая своего мальчика, который никак не хотел появляться на свет:
– Господи! Не забирай!
Потеряв дыхание, она шарила рукой в холодной воде. Ей казалось, что мгновения бьют ее наотмашь, хлеща страхом и безнадежностью и не давая дышать, но остановиться она попросту не могла.
– Пожалуйста…
Что-то скользкое и тонкое скользнуло ей в руку. Катя рванула на себя дар темной воды и выудила сына, боясь даже думать о том, дышит ли Саша. Она закричала так громко, как только могла:
– Тяни!
И, уже поднимаясь над водой, с облегчением услышала тихое, хриплое:
– Мам…
В поселок Кузнечик, проведя почти две недели в городской больнице, вернулся героем.
Светочку выписали чуть раньше. Она нахлебалась воды, испугалась, но почти не пострадала, не считая пары здоровенных царапин и порванного платья.
Саньку досталось куда больше. Сломанное запястье болело, дышать какое-то время было трудно, но мама была рядом, а страх за Светочку, которая приходила его навестить вместе с родителями, прошел. И Саша просто радовался тому, что скоро вернется домой. К своим книжкам и любимому коту.
– Мальчик ты мой дорогой! Господи! Да если бы не ты… – рыдала Клавдия, обнимая зардевшегося Кузнечика. – Да я… Тебе… Все, что хочешь!
– Зачем? – Кузнечик пожал тощим плечиком в ответ. – Я просто сделал то, что было нужно. Разве я не мужчина?
Клавдия, не найдясь с ответом, просто обняла снова мальчишку, еще не зная, что этот тощий, нескладный мальчуган, который так и останется Кузнечиком, сохранив свое детское прозвище, как позывной, спустя несколько лет уведет «буханку», битком набитую ранеными из-под огня. А потом, не разбирая, кто чей, сделает все, чтобы облегчить боль тем, кто будет так же, как и он когда-то, звать маму…
И на вопрос, почему он это делает, ведь с ним могли поступить совсем по-другому, попади он в плен, Кузнечик ответит коротко:
– Я врач. Так нужно. Жить нужно. Так правильно!
Лебединое озеро
– Спину ровно! Подбородок выше! Расклячились! Вы лебеди, а не гуси! Выше, я сказала!
Арина клюнула было носом, но тут же задрала его повыше. А то достанется!
Голос бабушки звенел, наполняя зал с зеркалами надеждой и… ненавистью. К себе, ко времени, ушедшему и безвозвратно утерянному, к молодости, которой все возможно и все по плечу. Пусть даже это плечо, с лямкой несвежего от занятий в классе купальника, хрупкое настолько, что, кажется, тронь его – и тут же сломаешь ненароком…
Впрочем, это была лишь видимость. Те, кто усердно работал у станка, были вовсе не хрустальными. Скорее, они походили на оловянных солдатиков. Такие же упрямые, стойкие, готовые ради мечты на все! Чуть позже, войдя в возраст, они перестанут быть мягким оловом. Переродятся и станут сталью.
Но не все… Те, кто не сможет пережить эту трансформацию, забудут и этот зал с зеркалами, и свою мечту о сцене и короне с перышками, о которой грезила сейчас у станка Арина, боясь даже мельком глянуть на ту, что отбивала такт массивным перстнем по своей ладони.
Опять у бабушки будет рука болеть… Мысли текли вяло, будто нехотя, но тело работало как и всегда – четко и слаженно. Присесть, повернуться, ногу выше! Так! Все хорошо и правильно, иначе бабушка уже прикрикнула бы на нее. Различий между учениками она никогда не делала. А Арине и вовсе доставалось больше, чем кому бы то ни было в классе, ведь, как говорила ее бабуля, Мария Аркадьевна:
– Ты, деточка, не моя внучка здесь. Ты балерина! Ну или ее подобие. Пока. Я очень надеюсь, что из тебя выйдет толк. Данные есть, но пахать надо! Без этого никак! И не смотри на меня глазами по семь копеек! Все эти глупости – дома! На каникулах! В классе – ты не моя! Ты принадлежишь балету!
Бабушку Арина слушалась безоговорочно. Ближе и роднее человека у нее попросту не было. Родители работали где-то за границей, наведываясь лишь изредка, и Арина давно привыкла подставлять им щечку и вежливо благодарить за подарки. Но со всеми своим слезами, соплями и радостями шла неизменно к бабушке. Та всегда готова была выслушать и помочь.
– Не позорь мои седины! – строго грозила пальцем она Арине, если та делала что-то не так.
И тут же, на ходу, мимолетно и незаметно, приобнимала девочку за плечо, проводила узкой твердой ладонью по спине и командовала:
– Переоденься! Мокрая вся! Не хватало еще, чтобы заболела!
Вот этого Арина
