Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Когда любят – тогда видно. Неужели это так сложно, Пашка?
– Очень…
– Странно. Ты видишь музыку, я же знаю.
– Вижу?
– Я не знаю, как еще сказать! Умеешь ее чувствовать, слышишь… А любовь… Она же как музыка. Услышишь ее, и сразу понятно, как сделать следующий шаг в танце, куда и как двигаться…
– Видимо, не всем это понятно…
– Думаешь, твоя мама ее не слышит?
– И не слышит, и не видит. Очень хочет, но у нее почему-то не получается.
– Мне жаль ее…
– Мне тоже!
Павел кинулся на Кирилла, пытаясь вступиться за мать. Остановили его быстро и жестко. В глазах потемнело, и следующее, что Павел увидел и услышал, были испуганные глаза мамы и ее шепот:
– Павлик, зачем ты так?
Больше она ничего не сказала. Да Павел и слушать бы не стал. Обида, острая, как миллион острых осколков закаленного стекла, полоснула по душе, сбивая дыхание и заставляя сжаться в комок.
Пашка с трудом поднялся на ноги и ушел в свою комнату, где долго сидел, пытаясь справиться со слезами. Ему, парню, плакать ведь не полагалось. Кирилл, в ответ на любую проявленную мальчиком эмоцию, твердил:
– Ты не мужик, что ли? Что нюни распустил?! Приберись!
Немного успокоившись, Паша сложил в рюкзак свои учебники и тетради, сунул туда же новую толстовку, подаренную теткой, и отправился к Алене. Там ему не нужно будет стесняться. Там поймут и примут.
Разумеется, Алена, выслушав племянника, тут же набрала номер сестры. Слушая долгие гудки, пыталась собраться и заставить себя успокоиться. Ругань никому не поможет, а восстановить отношения надо. Павел любит мать, и то, что она отвернулась от него, выбрав мужчину, это не дело! Совсем не дело…
Не дождавшись ответа, Алена набрала номер мужа.
– Сережа, ты где? Отлично! Не поднимайся! Отвезешь меня к Маринке. Я сейчас спущусь.
Отправив детей к Павлу и приказав ни на минуту не оставлять его одного, Алена выскочила из дома в чем была.
– Что стряслось? – Сергей нахмурился, когда жена села в машину и хлопнула дверцей.
– По дороге расскажу. Поехали!
Разговор не заладился с самого начала. Марина, спустившись во двор, рыдала, проклиная свою непутевую жизнь, ведь Кирилл, наскоро собрав вещи, ушел, напоследок обругав ее последними словами.
– Ты не понимаешь! Я люблю его! – кричала она в ответ на вопросы сестры, не желая отвечать ей и не зная, как оправдаться за произошедшее.
– Кого, Марина?! Кого ты любишь? Человека, который поднял руку на твоего ребенка?! Разум хотя бы иногда посещает твою глупую голову? Сколько можно?! Ладно – ты! Все счастья своего ищешь и никак не поймешь, что оно давно с тобой рядом! Но Пашка в чем виноват? Почему ты его так предаешь? Ведь он твой сын!
– Он давно уже не мой, а твой сын! Ты забрала его! Он дома почти не живет! Разговаривать со мной отказывается! Все наши проблемы из-за тебя! Ты забрала все!
– Что я у тебя забрала?!
– Жизнь мою! Мои ключи!
– Какие ключи?
Алена, которая не поняла сестру, вдруг осеклась и словно увидела себя и Марину со стороны. Стоят, кричат на весь двор, ругаются… Разве этого хотели родители? Разве этому учила их бабушка? Куда делось все, что связывало ее с сестрой? Почему ей чудится, что вот-вот лопнет их ниточка и связь будет порвана окончательно? Разве это правильно?!
И голос ее зазвучал ровнее и тише, когда она снова спросила:
– Какие ключи, Марина? Что ты имеешь в виду?
– Ключи от счастья… – Марина тоже сбавила тон и сердито смахнула злые слезы. – У тебя они есть! А у меня?
Только тут Алена начала понимать, о чем говорит сестра. Она выдохнула раз, другой, а потом шагнула к Марине, почти силой притягивая ее к себе и обнимая, как делала когда-то мама.
– Иди сюда! Ох, Маринка! Что ж ты у меня такая…
– Глупая? Ты это хотела сказать? – Марина дернулась, но Алена не отпустила ее, прижав к себе еще крепче.
– Нет! Не это! Не придумывай! Я хотела сказать, что ты очень ранимая. Очень нежная… И любви тебе всегда мало… Это я понять могу. Но не проси меня понять, как можно променять своего ребенка на кого-то. Это неправильно, Маришка, и ты это знаешь! А ключи… Ничего я у тебя не забирала! Мне бы со своими разобраться. Зачем мне еще и твои? Но разница между нами, определенно, есть.
– Какая? – Марина все-таки расслабилась и обняла сестру в ответ, пряча зареванное лицо у нее на плече.
– Ты свои ключи все время отдать кому-то пытаешься, а я свои при себе держу.
– И как правильно?
– Не знаю. Жизнь покажет.
– Уже показала… – Марина всхлипнула. – Как мне дальше жить? Ведь я никому не нужна!
– Мне нужна. Мало? Паше нужна! Недостаточно?
– Не знаю…
– Начни хотя бы с этого. А остальное придет, Маринка.
– А если нет?
– Тогда ключи твои точно не от той двери, к которой ты их пристроить пытаешься. И она все равно не откроется. Понимаешь? Зато та, к которой они подошли бы, так и останется закрытой для тебя. Ты хочешь всю жизнь провести в коридоре? Так и не открыв эту дверь?
– Нет!
– Вот и умница! К сыну поедешь?
– Он меня не простит…
– Эх, Марина! Твой Павлик о жизни знает куда больше, чем его мама. Точно тебе говорю. Но легкого разговора не будет. Он очень обижен на тебя.
– Догадываюсь…
– Так сделай что-нибудь! Ты – мать?! Или тетка чужая?!
– Алена!
– А что Алена?! Марш в машину! Сколько можно с тобой церемониться?! Сережа, выдай ей салфетки! Там есть в бардачке, я видела. Пусть в порядок себя приведет! И поехали уже! Дети ждут!
Отчим у Павла все-таки появится, но гораздо позже. И Марина, наконец, обретет то, о чем так мечтала. И пусть сын останется жить в семье Алены, выбрав ее дом, а не новую квартиру мамы, где будет голосить его новорожденная сестренка, Марина постарается сделать все, чтобы он знал – его любят и ждут. Человек, с которым Марина свяжет свою жизнь, окажется куда мудрее ее. Он даст парню время и будет постепенно налаживать ту связь, которая станет с годами крепкой и свяжет их куда прочнее, чем любые кровные узы.
И, прощаясь с семьей на перроне вокзала, перед отправкой на место службы, Павел обнимет родных, крепко пожмет руку отчиму и попросит его:
– Береги маму!
И высокий мужчина с чуть заметной сединой в волосах серьезно кивнет, отвечая на рукопожатие.
– А
