Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес
– Возможно, завтра мне придется взять больничный, – сообщает Ангустиас Эмилио, пока он запирает входную дверь библиотеки. Вообще-то запирать входную дверь полагается ей, но Эмилио настаивает на том, чтобы оставаться после своей смены. Ангустиас нравится его общество, поэтому она не слишком возражает – лишь настолько, насколько того требует вежливость.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет. Я не это имела в виду. Мне… не по себе.
Эмилио замирает.
– Что я сделал? – спрашивает он с тревогой.
– Ты ничего не сделал. А вот все остальные перешли все границы. (Эмилио напрягает память, пытаясь вспомнить события последних дней, подтверждающие переход границ.) Але! Они все стараются свести меня с этим парнем, Кайо или как там его. Они даже убедили Фелиситас – дескать, ей следует надавить на меня, чтобы я пошла с ним на свидание. Мою собственную дочь. Фу, это так… это так бесит! – кричит Ангустиас, молотя кулаками воздух, словно боксерскую грушу.
– Что ж, – спокойно говорит Эмилио, отступая на шаг, – давай найдем решение, при котором тебе не придется прятаться или случайно ставить мне фингал.
– Решение одно: им стоит понять, что «нет» означает «нет».
– Я понимаю, и они должны понимать, но… э-э… а вдруг! «А вдруг» относится не к тебе, я про Кайо. Они очень хотят, чтобы он с кем-нибудь встречался. Бедный парень.
– Ну ясное дело, что ко мне это не относится! – Ангустиас откидывает со лба волосы. – Но почему его проблемы должна решать я?
Эмилио мягко похлопывает ее по плечу, пока она не начинает дышать ровнее.
– Не пропускай завтра работу, – просит он. – Все знают, где ты живешь. По крайней мере, если они найдут тебя здесь, ты сможешь сказать, что занята. Я даже готов дать тебе еще каких-нибудь заданий, если это поможет.
– Ха-ха-ха, – с сарказмом произносит Ангустиас, но тут же вспоминает о подброшенных Библиях и содрогается при мысли, что ее будут искать в доме Ольвидо. – Хорошо, – кивает она, – появлюсь здесь к началу своей смены. Но ты обязан помочь мне найти решение получше, без переработок с моей стороны.
– Я постараюсь, – обещает Эмилио.
Ангустиас замечает, как он радостно подпрыгивает по пути к машине. На самом деле он гордится тем, что в разговоре не упомянул о том, что Фелиситас, быть может, тоскует по отцу, и тем самым поступил правильно и отблагодарил Ольвидо. Но, верная себе, Ангустиас ошибается, истолковывая его прыжки и горделивую арбузно-розовую ауру как свидетельство того, что ей стоит держаться от него на расстоянии. Она готова с ним работать, быть его соседкой и другом, но не более. Розовый опасен, особенно если превращается в пурпурный, потому что пурпурный вызывает желание остаться.
Глава 44
Фелиситас
С каждым днем Фелиситас все сильнее хочет остаться в Грейс. Она рада, что мама почти вернулась к своему обычному состоянию, что дома они нормально общаются, а то, что в ее жизни все-таки изменилось, кажется ей бесценным подарком. Ведь теперь она не сидит в своей комнате за книгой или склонившись над тетрадью, а выходит из дома поиграть, причем и вправду играет с другими детьми. Она не большой фанат видеоигр Густаво, но ей нравится, как они визжат, смеются, болеют друг за друга или возмущаются.
Да, даже когда возмущаются или ссорятся. Ведь это совсем не то что ссоры с мамой или бабушкой. Вступая в спор с Ангустиас и Ольвидо, Фелиситас осознает, что она с ними не на равных. Ангустиас вправе указывать ей, что делать. Она может забрать у нее книги, запретить смотреть фильмы, лишить свободы. Может заставить ее переехать в другой город или штат. Даже Ольвидо чувствует свое превосходство. Она знает об Ангустиас и ее прошлом то, чего Фелиситас, возможно, никогда не узнает. Она с гордостью демонстрирует свои седые волосы и морщинки вокруг глаз. Ведь в них не просто возраст, а то, чего нет у Фелиситас, – житейская мудрость и опыт, пусть не в том, что касается хороших семейных отношений, но опыт независимости, нелегкого труда и осознания, что с тобой обращаются не как с ребенком.
А Густаво и Эстела ей ровня. Кто в ссоре победит, тот и прав. И неважно, кто старше, выше или сильнее. А если эти ссоры когда-нибудь станут серьезнее, чем выяснение того, жульничал ли кто-то в игре, они просто перестанут общаться, и это не будет иметь таких последствий, как в случае с матерью и дочерью.
Фелиситас не может представить, что когда-нибудь ей захочется перестать общаться. Хотя Густаво порой ведет себя чересчур по-детски, с ним весело. Ему всегда есть что рассказать, и кажется, что все эти истории проносятся у него в голове так быстро, что он спотыкается на словах, как будто его мозг уже достиг финишной черты, а рот только пытается сложить беговую дорожку из алфавита.
Эстела не позволяет себе никаких детских глупостей. Помимо того, что она лучше разбирается в чувствах и эмоциях, у нее есть знания о мальчиках, лифчиках и даже месячных.
– У тебя уже начались месячные? – изумляется Фелиситас, когда Эстела объясняет, почему она все время ходит в туалет с сумочкой.
– Да, – шепчет в ответ Эстела. – Четыре месяца назад. Слава богу, это случилось не в школе. Представляешь?
Фелиситас округляет глаза:
– А вдруг у меня начнутся в школе?
Она еще не продумала план действий на случай месячных. Ангустиас сказала, что женщины Оливарес «поздно расцветают», так что вряд ли они у нее начнутся до двенадцати лет, но про другую ее родню они как-то не подумали. Что насчет женщин Кастаньедас, они тоже поздно расцветают?
– Не переживай, – успокаивает ее Эстела. – У меня в рюкзаке всегда есть запасная прокладка. Я могу брать две, одну для тебя, другую для себя.
Фелиситас с облегчением вздыхает и решает, что возьмет у Ангустиас несколько прокладок и тоже будет носить их в рюкзаке, одну для себя, другую для Эстелы – на случай, если подруга когда-нибудь забудет свои дома.
– Нам просто надо быть осторожными, когда я буду передавать их тебе, – предупреждает Эстела. – Некоторые мальчишки сразу начинают тебя доставать, когда видят прокладку, особенно Рики.
– Кто такой Рики?
– Противный такой, из класса мисс Коллинз, – говорит Эстела, изображая отвращение. – Каждый раз, когда у меня видны бретельки лифчика, он подкрадывается сзади и
