Потерянная эпопея - Алис Зенитер
Из двух тысяч женщин, сосланных на край света отбывать срок, только одна отвечала предложенным условиям. Ее зовут Луиза Мишель (да, опять), и больше здесь таких нет, ее пример не типичен среди других заключенных. Она похожа на Эжени, как кочерга на булочку. Она великолепна. Но она больше не появляется в яме с водой. Она не предок Тасс.
В монастыре Бурая Эжени познала размеренную жизнь: швейные работы, чтение псалмов, воскресные прогулки под надзором сестер обители Сен-Жозеф-де-Клюни. Она познала тишину, обязательную в дортуаре с половины седьмого каждый вечер, нехватку мыла, маленькие пайки грязного хлеба, скудное жалованье, урезавшееся за нарушения. Эжени смертельно скучала шесть месяцев в монастыре, хотя она верит в Бога «с трогательным пылом», говорят опекающие ее сестры. Пыла не всегда хватает, чтобы занять ум, не говоря уж обо всем остальном. Ей хочется музыки. Еще она немного дралась в темноте и почти в тишине со своими товарками-южанками. Эта вражда нарастала мало-помалу, неделя за неделей, между южанками и бретонками (парижанки были выше этого), пока не вылилась в короткую, но бурную войну кроватей. В драке Эжени порвала свою москитную сетку. В день, когда она встретилась с будущим мужем наедине, у нее все ноги в красных прыщах и отчаянно чешутся.
Беседка из виноградных лоз, где они сидят, почти прелестна, но по обе стороны маленького сооружения за ними наблюдают военный надзиратель и монахиня. Они почти не разговаривают, Эжени с круглыми щечками смотрит на Арезки с кустистыми бровями, он улыбается, она страдает от зуда. Она еще молода, двадцать три года, будущий муж почти вдвое старше, но двадцать лет разницы норма для пар, образованных пенитенциарной системой, как и для тех, что складываются в белом Нумеа, свободном, буржуазном. Она католичка, он мусульманин, ее познания в кабильском так же скудны, как у Арезки в бретонском, но они обойдутся и так. Оба не отказываются от предложенного союза, и через несколько недель, в октябре 1891-го, они идут в мэрию, потом в церковь в сопровождении местного скрипача, в компании еще восьми пар – в этот день их немного, зачастую женятся вереницей по два десятка. Администрация дарит каждой паре по сто пятьдесят франков, и большинство направляются в кабак, чтобы отпраздновать этот дар небес. Тут Эжени узнает, что ее новоиспеченный муж не пьет спиртного и не танцует из-за раненой ноги или просто не любит, это не совсем ясно. Это сперва немного разочаровывает ее, но когда назавтра она узнает, что в кабаке случилась драка и одна новобрачная получила удар кулаком в зубы, то говорит себе, что могло быть хуже. Дальнейшее подтвердило ее правоту.
Одну из новобрачных муж задушил через несколько месяцев после свадьбы. Другую супруг продал заезжим рабочим, и она бежала в Нумеа, чтобы найти там место прислуги.
Эжени остается с Арезки и рожает с головокружительной регулярностью.
Чтобы она могла слушать музыку, он вырезал флейту из пустотелого дерева и кое-как играет мелодии своей деревни. Иногда заходит сосед с барабаном. Арезки знает, что это единственный Алжир, который он сможет дать своим детям – песня пастуха, искаженная его неловкими пальцами и обтрепавшейся памятью.
В саманном домике с узкими оконцами есть только супружеское ложе, стол и два стула. Кухня в хижине снаружи, там же курятник и сарай с выпачканными землей инструментами. Эжени семенит из постройки в постройку, и доля красоты пейзажа, которую она успевает увидеть во время своих коротких прогулок, помогает ей забыть, что в ее убогой хижине темно, воздуха не хватает, дети кашляют, а комары летают тучами.
Когда ни близким цветам, ни более отдаленному волнению холмов не удается ее успокоить, Эжени случается отыгрываться на курах, у которых всегда счастливый и наглый вид. Их кудахтанье становится ей невыносимо. Маленькой пухлой ручкой она подбирает камень и разбивает курице голову. В иные ночи ей снятся кошмары, и там оказывается, что она ударила не курицу, а одного из своих детей. У него были перья и клюв, но это был ее ребенок, она понимает это слишком поздно. Иногда это Жозеф, иногда Поль или маленькая Берта. Она просыпается с солеными от слез щеками и обещает себе быть добрее к птицам. Она дает им имена, благодарит за яйца. Так она держится до следующей невзгоды, а их хватает: наводнение, засуха, насекомые разоряют плантации или дети болеют один за другим. Когда Арезки предупреждает: «Год будет трудный», ее глаза вновь начинают шарить по земле в поисках камня подходящего размера.
Он же ходит повсюду с ружьем. У него теперь есть что украсть, а значит, есть что защищать – в том числе жену и детей. Он отказывает Освобожденным, которые просят у него подаяния за рабочий день. Он знает, что был на их месте, но ему важно показать, что все изменилось и теперь его место для них недоступно.
Теперь, когда он женатый человек, он больше общается с Насером и его подругой, канакской женщиной, которую все здесь зовут Селестой. Их смешанный союз – редкость в долине: племена теперь далеко, подавление восстания изгнало их в горы. Арезки, кажется, знает, что Насера прятал клан Селесты, когда он бродяжничал, так и сложилась их чета.
Арезки трудно разговаривать с Селестой, смотреть ей в глаза,– он уверен, она знает: он был с теми, кто подавлял восстание. Знает, что он убивал канаков. Она приходит к ним только потому, что их дом единственный в округе, куда она может отправиться со спокойной душой. Остальные занимают холостяки, с женщинами они ведут себя как голодные псы, Арезки и Насер слишком хорошо знают, каково это: они сами были такими же. Селеста бывает у них, но это не значит, что она не питает к нему ненависти.
– Посмотри на себя,– говорит она однажды,– у тебя седые волосы.
Фраза проста, но Арезки уверен, что она подразумевает продолжение: в отличие от тех, кому ты не дал состариться. Зато нежность Селесты к Эжени кажется искренней. Она помогает ей с детьми, сначала с одним, потом с двумя, потом с тремя, потом с четырьмя и наконец с шестью. Селеста же родила всего двоих от Насера, потом ее живот иссяк, так она говорит, когда ей задают вопрос вслух. Но когда Эжени шепотом выпытывает подробности, она отвечает, что ее мужчина соблюдает табу. Нельзя спать с женщиной,
