Идущая навстречу свету - Николай Ильинский
— Кстати, — заметил Константин, — я вижу у тебя на столе школьные учебники. Давно хотел спросить: зачем они тебе?… Или ты снова с первого класса хочешь жизнь свою начать?…
— Век живи, век учись! — сказал задумчиво Александр. — Само слово, сказанное тобой, — «зачем» — меня коробит, Костя, — вдруг оживился Александр и взял в руки книжку. — Вот учебник русского языка, синтаксис для шестого и седьмого классов, вот учебник русского языка, морфология для седьмого и восьмого классов, и даже для третьего есть! — Он потряс книгами в воздухе. — Это же неисчерпаемый источник опыта… Это же кладезь разума!.. Раскрывай и учись, как надо выражать свою мысль… Вот, слушай: «Уже не раз доходили до меня слухи о Яшке Турке как о лучшем певце в околотке…» — Тургенев!.. Или: «На небе начинало сереть, и по воде заклубился легкий парок…» — Лесков!.. Или: «Что припасешь, то и на стол понесешь» — народная пословица!.. Или: «Сухой горячий ветер нес раскаленный воздух…» — Шолохов!.. Мало? Могу еще: «Топор звучал глуше и глуше, сочные белые щепки летели на росистую траву и легкий треск послышался из-за ударов…» — Лев Толстой!.. «Выткался на озере алый цвет зари. Есенин!.. А вот наш несказанно любимый Пушкин.: «И кудри их белы, как утренний снег, над славой главою кургана!..» Для журналиста это — богатство, такая подсказка!.. Бери и пользуйся… Вот почему я не расстаюсь со школьными учебниками…
— Заглядываю иногда в них и я, — засмеялся Константин и насмешливо, даже с долей издевательства в голосе, принялся декларировать:
Шумят плодородные степи
Текут многоводные реки.
Весенние зори сверкают
Над нашим счастливым жильем.
— Гениальная посредственность — Михаил Исаковский?
— Кстати, достаточно одной «Катюши», написанной им, чтобы стать любимцем народа! — вступил в спор Александр. — А у него, — махнул рукой, — сколько таких «Катюш»!..
— А чем хуже это?… — побледневший Константин вдруг прервал Александра и стал читать новые стихи:
Для нас сады весною зацветают.
И нашим нивам не задать конца.
И шумным говором наш слух ласкают
Кудрявые зеленые леса.
— Купала, между прочим!.. И в букварях имеется!
— А разве я умаляю Купалу?… Прекрасный белорусский поэт!.. Наш, как ты сказал, между прочим!..
— Ну уж давай… до конца! — потребовал Константин, видя, как Званцов повертел в руках листок тоже с рукописными стихотворными строчками. — Вижу в твоих руках стихи… Твои? Прочти, если внутренняя цензура позволяет…
— А что цензура!.. Обычные стихи… Граф Бенкендорф не требуется…
— Так прочти!..
— Если хочешь… Но это так, — поморщился Александр, — от нечего делать…
— Слушаю! — плотнее уселся Константин и облокотился о стол.
Александр пожал плечами, посмотрел на листок, неслышно шепча губами. Внимательно поглядел сначала на Константина, потом на Оксану которая подняла голову и широко открыта глаза, и начал читать:
Весна влила, как прежде, в меня силы.
В душе надежд проклюнулись ростки,
И зорька утру розу подарила,
По озеру рассыпав лепестки.
Тяжелых лет с плеча я скину бремя…
И пламенем зеленым запылает сад,
И на стене на стрелках мое время
Как будто бы попятится назад.
Вновь потому я в чувственным пожаре,
И в чаше заискрится молодости сок.
Забьется сердце буйное в угаре,
И чаще запульсирует висок.
Ты, как всегда, винишь меня в горячке,
Зовешь не помнить зла и плутовства,
Стоять над барским пойлом в раскорячке,
Ни имени не помня, ни родства.
Но видишь ли, мой друг, какое дело:
Неправду не приемлю — не привык,
И если б за Россию сердце не болело,
Я б валидол не прятал под язык.
Мы разве мощью предков не владеем,
Мечом не можем в грозный час сверкнуть?
Твои слова — на голову елеем,
Но я-то знаю тайну их и суть.
— Молодец! — похвалила Оксана. — Дай сюда…
Взволнованный Александр подал ей листок.
— Понимаю, стихи с подтекстом и стрелы направлены в мою сторону, — с явным разочарованием сказал Константин, глубоко вздохнул, как-то странно улыбнулся и кивнул в сторону Александра: — Но я имею крепкие щиты от твоих стрел — свои убеждения… А вообще-то хорошо, что вспомнили мы про учебу, не напрасно, значит, учителя на нас время тратили…
— Не напрасно, — согласился Александр.
— Но не все чтят своих учителей…
— Не все, — согласился Александр, — о таких еще Салтыков-Щедрин писал… Он их гулящими людьми назвал… Они из собственной кожи, как змеи, вылазили, чтобы «заслужить повышение в европейцы»… Раньше западные страны застилали им глаза, а ныне — доллары!..
— Нечего таких за доллары корить, — возразил Константин. — Кто виноват в том, что доллар весомее рубля?… Если дома не можем создать условия для… для нормального благополучия…
— А кто мешает?… Создавай это благополучие здесь, — прервал Константина Александр, — недовольные, то есть «гулящие», всегда были и будут. Сегодня, а не сто лет назад, о которых говорит писатель-сатирик, а теперь… Между прочим, это и к тебе относится, — усмехнулся Александр. — Ты — журналист, работник, нет, боец идеологического фронта, воспитатель, тебе и карты в руки… Хотя, — после продолжительной паузы вспомнил Александр, — ликвидировать эксплуататоров можно за одну ночь, а на воспитание нового человека и нескольких тысяч лет не хватит… В Древнем Египте в 1200 году до нашей эры произошло крупное восстание рабов. И возглавил его раб Ирсу. Простолюдины стали собственниками. Тот, кто не имел даже своей упряжки, стал владельцем стада, тот, кто не мог найти себе быков для вспашки, стал собственником большого количества скота, кто не имел своего зерна, стал владельцем амбаров, кто брал в долг зерно, теперь сам дает его. Даже рабыни украсили себя драгоценностями. И сам вчерашний раб Ирсу, руководитель восстания, стал фараоном. Вместо того, чтобы воспитать рабов, он забыл о том, что такое богатый человек и что такое бедняк, тем более раб. А тут пятьдесят лет Советской власти едва исполнилось…
— Тогда нечего было и революцию начинать! — резко бросил Константин.
— Ты что, меня упрекаешь за это? — удивился Александр. — Скажи Владимиру Ильичу… Или лучше даже… Марксу! Ага!.. Знаешь, Костя, родину, как и мать, не выбирают.
— А если мать по затылку, по затылку…
— Не заслуживай, слушайся ее, она к плохому не позовет… А вообще,
