Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
– Ладно вам, – пыхтит отец, отряхивая брюки и чувствуя, как по ткани от колена вниз расплывается тёмное пятно крови. – Билет вот.
Через несколько минут весь вагон пропитан запахом стылых пирогов, затхлой курицы, лука, а ещё через час он спит, тяжело всхрапывая, ворочаясь и вздыхая. Только иногда по окнам шумно бухают ветки, в череде деревьев мелькают одинокие фонари и возникают вокзалы с плюющимися голосами. Порой в вагоне слышится лёгкое невидимое движение, короткий смех, неясный говор совсем молодой страсти, желающей прорваться наружу: «Тихо, ой, хватит, увидят!» – «Пусть!» – Пошли в тамбур!»
Лёжа на нижней боковой полке, Ася прочно прижата к стене телом матери. Холодная перегородка с остатками выпуклого орнамента, замусоленная подтёками синей краски, простыня в крошках и складках. Вытянувшись лентой, Ася впервые по-звериному чувствует жёсткое пленение. Высвободить можно только руку. Тянется к серенькому оконцу, ощущает его прохладу, ловит лунные отсветы от листьев деревьев. Изо всех сил пытается уснуть, но платок прилипает к волдырям лишая. Мазь помогает только на ноге и локте, а вот с головой не справляется. Ася тихо поскуливает, пытается локотком разбудить мать.
– Спи! – переворачивается та задом.
Ася стягивает платок на шею, с трудом выпутывается из удавки. От вечернего ожидания чудесной поездки не остаётся и следа.
Свердловск удивляет дождём. Ася смотрит на хмурое небо. Несправедливо! Она крутит головой – напрасная попытка найти обещанное южное тепло. Дождь нарастает, ветер сквозит со всех сторон, безжалостно поддувает двух девочек с коробкой кукурузных палочек. Две девочки с одинаковыми рыжими косичками и веснушками одновременно запускают пальцы в коробку, заманчиво вытаскивают белёсые от сахарной пудры жёлтые вензеля. Двойняшки бесконечно переговариваются, сравнивают: «У меня вот какой! А у меня больше» – и обе одновременно хрустят. О этот божественный хруст кукурузных палочек! От каждого звука Асе дурнеет. Она бледнеет, невыносимо дёргает мать за руку.
– Хочу…
– Где ж я возьму?
– Отбери…
Обе девочки радостно бегут за своими родителями.
У Аси в кармане тоже припасена «железнодорожная» сладость. В поезде к чаю прилагался сахар, да не обычный, а особенный: два кусочка были упакованы вместе в бумажку с рисунком поезда.
Отец с трудом находит свободное место, оставляет их караулить чемоданы, а сам торопится прокомпостировать билеты. Жалуется:
– Там такая очередь! Такая очередь! Полдня стоять придётся.
Мать кивает, оглядывается в поисках ещё одного места. Невыспавшаяся Ася бухтит о кукурузных палочках.
– Отстань, – защищается мать. – Оставь меня в покое наконец. Вон место, иди займи для отца.
На жёлтой скамейке лежит газета «Правда», свёрнутая в трубочку. Ася умеет читать только крупные буквы, мелкие почему-то утрачивают силу понимания. Напротив солдат, уронив голову на руки, спит, рядом бодрствует мужчина, некрасивый, сухой, заросший щетиной. Между ними на полу стоит коричневый портфель. Мужчина мимоходом смотрит на людей, более внимательно на Асю, забирает портфель и смешной утиной походкой уходит вдоль прохода. Солдат просыпается минут через десять, испуганно смотрит по сторонам, торопливо пропадает, возвращается с милиционером. Пока милиционер опрашивает свидетелей, солдат, словно мальчишка, стоит за его спиной и нервно ожидает помощи. Помочь стараются по совести и справедливости, как могут:
– Растяпа! Кто ж так делает? Между ног надо было… Не видели… Документы в портфеле? Ну и ну! Девчушка в платке была рядом… напротив. Девочка, ты видела?
– Ага, серая рубашка, на ботинке муха.
– Какого цвета?
– Зелёная.
– А ботинки?
– Червякового. Как мамкины горелые пирожки. Без носков. Пальчик – вот тут.
– Мизинец?
– Туда пошёл, туда.
– Дяденьку узнаешь?
– Ага!
С милиционером и отцом они долго ходят по вокзалу, а когда заходят в мужской туалет, отец не выдерживает:
– Хватит ребёнка мурыжить. Давно, наверное, уехал ваш преступник.
Следующая пересадка в Оренбурге. В отличие от Свердловска здесь ослепительно солнечно. В воздухе сложный запах пыли, шерсти, рыбы, малины, абрикосов. Отец в поисках касс растерянно крутит головой, спотыкается об очередной чемодан – сегодня всё чужое барахло решительно ополчилось против него.
– Где? Кассы где?
Кругом только зашторенные окна.
– В соседнем павильоне.
– Мам. – Голос у Аси слабенький, негромкий.
Показывает ногу. Бинт сполз на щиколотку и обнажил язву с чёткими границами и вздутыми головками гниения в центре.
– О Аллах, всё же нормально было.
Болячка напоминает чьё-то укоризненное лицо в профиль. Мать, убедившись, что это действительно гной, пугается. Чтобы спрятать дочь от чужих взглядов, поспешно одёргивает детское платьице, осматривает голову. И здесь беда.
– Не реви, – шепчет в ухо дочери. – Отец вернётся, аптеку поищем.
От этих слов хочется плакать в голос, и Ася тычется носом матери в живот.
– Хватит, хватит. – Мать гладит её, как кошку, от головы, через спину к попе.
На удивление плакать и хныкать Асе быстро надоедает, она успокаивается. Мать роется в сумке, извлекает печенье, ломает пополам, одну половину даёт Асе, вторую предлагает девочке-соседке. Та энергично отпрыгивает, словно в ней срабатывает большая пружина.
– Давай папке отнесу, – жадно радуется чужому отказу Ася.
Она уже знает, в какой кассе стоит отец. Это недалеко, вдоль камер хранения, позади буфета и за туалетом направо. Длинная очередь вьётся к окошку с синими шторами. Под скудным освещением грязных окон отец кажется задумчивым и печальным.
– Печеньку на, – сует Ася угощение в его грубые пальцы.
На грязный пол сыплются бледные крошки. Ещё немного – и от печенья ничего не останется.
– Сама ешь, – ласково отказывается отец.
Вокзал гудит, как испорченный патефон. Деловитые уборщицы, расшвыряв по полу влажные опилки, принялись толкать их широкими швабрами. Пассажиры реагируют по-разному: кто поднимает ноги, кто встаёт, а те, кто не трогается с места, моментально получают рабовладельческий нагоняй.
– Сгинь, – командует громовой голос, – зашибу метлой, расселисся-я-я!..
Над очередью в кассу натужно скрипит верёвка. Над толпой взлетает широкая ярко-алая полоса с белоснежной надписью «Слава КПСС».
– Беги к мамке, – толкает отец Асю в спину. – Зашибут ненароком.
Ася юрко снуёт среди чемоданов и толпы, ей нравится эта игра с препятствиями, пока её не останавливает ласковый, лисий голос:
– Девочка!
Тётенька красивая. Молодая, с золотистой, солнечной улыбкой и черными глазами. Она кажется настолько чуждой этой толпе, что хочется дотронуться до её широкой длинной юбки, блескучих монет на шее.
– Хочешь фокус?
Ася смутилась. Однажды после фокуса брата она лишилась мандаринки.
– А не обманешь?
– Я тебя когда-нибудь обманывала? – Тётенька дёргает головой так, что из-под платка на плечи сыплются растрёпанные кудри. Босой ногой наступает Асе на сандалию. – Смотри! – Она суёт в кулачок Аси короткую белую нитку. – Если я обманщица, нить не изменится. – Красавица метёт просторным подолом по полу, весело, ласково шепчет и разжимает детские пальчики. – Смотри.
Нить оказывается гораздо
