Детство: биография места - Харри Юджин Крюс

пошел к пикапу, припаркованному у дороги в конце двора, и я пошел за ним. Не изменяя себе, он не сказал, куда мы едем, а я не спрашивал. Мне не составляло труда просто ехать с ним по прямым грязным дорогам между стен из черных сосен по пути в Алму. Он жил примерно в трех милях от реки Литтл- Сатилла, отделяющей Бейкон от округа Аплинг, и совсем недалеко от двух ферм, где я жил в детстве. Мы проехали двенадцать миль к мощеной дороге, ведущей в город, но лишь только свернув на нее, дядя остановился у небольшой бакалеи с пепси-колой, рутбиром, жевательным табаком «Рэдман», прибитыми повсюду табличками с рекламой нюхательного табака и двумя газовыми заправками, стоявшими на площадке из красной глины, где также припарковалось несколько пикапов.

Мы спустились по ступеням и вошли. Некоторые мужчины сидели в конце магазина на бочонках из-под гвоздей и стульях с перекладинами или на корточках, по-видимому, не занятые ничем кроме курения, жевания табака и разговоров.

Один из них подошел к прилавку, где мы остановились.

— Как ты, Алтон? — спросил он.

Дядя Алтон ответил:

— Мы в порядке. У тебя как, Джо?

— Нармальн, так скаать. Чем могу помочь?

— Полагаю, ты мож нам дать вот эти два холодных Ко-Колера.

Хозяин вытащил две колы из исцарапанной красной коробки за ним, и дядя Алтон заплатил ему. Он пошел туда, где сидели мужчины. Все они обращались к дяде Алтону коротко и легко, как люди, знающие друг друга всю жизнь.

Они говорили о погоде, в основном о дожде, и о всяких других вещах, которые люди, живущие за счет земли, обсуждают при встрече, с серьезностью, но и со смиренными нотками в голосе, дающим понять, что они общаются только чтобы скоротать время, и у них нет особого контроля над тем, о чем они говорят: о долгоносиках в хлопке, червях в бревнах, государственном распределении табачных полей, о высоких ценах на промышленные удобрения.

Прошло не так уж много времени, когда дядя Алтон сказал, обыденно, словно это было чем-то, внезапно пришедшим ему на ум:

— Это сынок Рэя Крюза. Звать Харри.

Мужчины повернулись и долго смотрели на меня. Мне снова показалось, что для них разговоры о моем папе были чем-то абсолютно естественным, хотя он умер больше двадцати лет назад. Я не понял этого тогда и не понимал или не осознавал еще долгие годы, но дядя Алтон отвез меня на грузовике поговорить с людьми, знавшими папу, только из-за тех моих слов, сказанных ему на крыльце.

Возможно, сами мужчины понимали это или просто папа нравился им настолько, что одного упоминания его имени хватало, чтобы воскресить все известные им истории. Не придавая этому какого-то особого значения, они начали рассказывать о тех днях, когда папа был мальчуганом, о том, как много детей воспитывалось в его семье, о том, какими большими были семьи в те времена; в продолжение пошли разговоры о сестре моей бабушки, тете Белль, которая родила четырнадцать детей, и всем им удалось вырасти, и наконец о временах, когда одного из сыновей тети Белль, Орина Беннетта, застрелил на перегонке человек из правительства.

— Ну, — сказал один из них, — сейчас многие говорят, что муншайнить было легко, но это не так.

— Муншайнить было тяжело. Очень тяжело.

— Большинство мужчин, которых я знал, — сказал дядя Алтон, — муншайнили, потому что не находили другой работы. Они работали на единственном месте, где удавалось прокормиться. Я считаю, что большинство из тех, кто муншайнит даже сейчас, занимаются этим по той же причине.

— Я скажу те койчо другое, — сказал Джо. — Я не знал ни одного человека, который бы муншайнил и щитал, шо эт чет плохое. Они прост жили, и могли жить только так.

Один из них посмотрел на меня и сказал:

— Тем не менее, у твоего папаши дома не особо-то гнали виски. Я не знаю всей подноготной, как Орин дошел до своего конца. Но твой дедушка не потерпел бы, чтобы кто-то из его мелких промышлял вискарем или ошивался в местах, где его гонят. Старина Дэн Крюз такого не терпел. Он выпивал, выпивал сколько надо, я бы даже сказал, но не считал, что гнать вискарь было достойной работой для мужчины.

— Я и гнал слехка и выпивал слехка, а большинство скорее выпет, чем будет гнать.

С естественностью плевка, обвязанная, на три четверти полная бутылка виски появилась передо мной откуда-то из-за стульев. Пробки на ней не было. Мужчина, вытащивший ее, вытер горлышко рукавом джемпера, отхлебнул глоток, и передал сидящему на корточках соседу. Бутылка пошла по рукам. Дядя Алтон, храни его Господь, к виски не притронулся. Уже тогда с его желудком, в итоге загнавшим дядю в могилу, начались проблемы.

Человек, который больше всех болтал с того момента, как мы оказались в бакалее, наконец посмотрел на меня и сказал:

— Тебе придется сильно повозиться, сынок, чтобы влезть в ботинки своего папаши. Он был настоящим мужчиной.

Я ответил:

— Я и не думал влезать в них. Нелегко влезать в то, что и так уже на тебе.

По какой-то причине им понравился мой ответ. Один из них отхлебнул из бутылки, откинулся на своем бочонке и сказал:

— Дай-ка расскажу тебе историю, сынок. Жил один парняга, Флетчим, мы звали его Твик, Твик Флетчим, и ему, должно быть, шел тогда двадцать седьмой год, но даже в таком юном возрасте его знали как производителя лучшего виски в округе. Пацан гнал виски и был коварнее змеи, что может прокусить ботинок.

Он взял паузу, чтобы покачать головой, сокрушаясь, насколько подлым был Твик, и еще воспользовался ею, пару раз отхлебнув из бутылки.

— Меня и твоего папу наняли пахать на Люка Тейта и как-то вечером после того, как выгнали мулов, мы решили сходить к Твику в одно место, где он все еще ошивался. Тогда мы были просто детьми, еще до того, как он уехал работать во Флэрди, нам было не больше шестнадцати, но время от времени мы могли побаловаться выпивкой.

Мы не делали чего-то конкретного, просто срезали через поле, пересекли развилку и прошли к речке Тен-Майл мимо места, где твой отец потом приглядывал за одним из боутрайтовских мальчишек. Когда мы пришли к Твику, его жена, Сара, славная штучка, в девичестве Тернер, приметив, что мы приближаемся, встретила нас у двери и сказала, что Твик