Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
Муслим научился избегать ошибок. Жестокие уроки общения были суровы, влияние их было сильным и действенным. Муслим стал наблюдательным, хладнокровным, расчётливым, научился думать и всесторонне оценивать обстановку.
Жена Муслима – Зухра – была красавица, под паранджой не пряталась, длинные чёрные волосы плела в косу, носила дорогие платья и босоножки, вся блестела и переливалась от обилия золотых украшений. Ярко красилась, брови ласточкой сводила к переносице, синие жирные тени накладывала стрелками до висков. Она не старалась никого обольстить, не сомневалась в своей неотразимости. Когда Муслим стал за ней ухаживать, благосклонно отреагировала и наперекор отцу быстро вышла замуж. Отец обиду затаил и стал вымещать гнев на Муслиме. Осыпал туманными намёками и открытыми обвинениями в том, что жалкое сердце Муслима переполнено только выгодой, что зять, если почувствует, что благополучие на исходе, без зазрения совести бросит этот дом. И Муслим терпел, сносил укоры молча, хмурился, стонал, как зверь, угодивший в капкан.
На левой стороне кладовки властвовал идеальный порядок. Кисти-лампемзели в специальных подставках, полки с банками краски, коробки с бумагой, ящики с растворителями, скрутки итальянского холста, рулоны потали. Имелся в кладовке сейф, запертый на амбарный замок, в нём хранились книжки с сусальным золотом и серебром.
С правой стороны кладовки обосновалось царство воровства. Там на деревянном столе стояла пресс-машинка с широкой, тяжёлой подставкой, круглым набалдашником, в точности повторяющая контуры пресс-формы, чуть далее чернела кварцевая чаша, полупустая бутылка шотландского виски. К одной из ножек стола примостилось ведро из оцинкованной жести. Оно было переполнено обугленной картошкой, которая использовалась в качестве тигеля для переплавки сусальной крошки. Пахло жареной картошкой, смесью хрома, газа. Как паровоз, шумела огненная струя газовой горелки, которая быстро плавила золотую фольгу, превращая её в каплю. Фольга постоянно добавлялась.
Подкладывалась до тех пор, пока капля не набирала необходимый вес, чтобы из неё можно было отлить монету дореволюционного образца.
Муслиму потребовался год, прежде чем он разработал технологию незаметного хищения. Не всё сразу получилось. Сначала он придумал менять настоящие листы золота на поддельную поталь – на вид незаметно, но, когда на выполненных заказах поталь стала окисляться, тесть поднял панику, сигнализировал в партком, предъявил заводу упрёки в подделке. Завод устроил проверку, выявил факты подмены, заодно подтвердились нарушения совершенно другого характера и направления, чуть ли не промышленного шпионажа. Похоже, орудовал преступный картель, грабили в государственных масштабах. Завод эту тему прикрыл увольнениями, громкими уголовными делами, перед тестем покаялись, извинились, вручили медаль, смягчили отчётность.
Тогда Муслиму повезло, волна разоблачений прошла мимо. Но он сделал выводы, стал продумывать другую технологию хищения, но для этого не хватало знаний и мастерства. Поначалу напросился к тестю в ученики. А тому только в радость, что зять взялся за ум. Всё рассказал, показал, стал брать на объекты, а их после землетрясения было много – половина Ташкента в развалинах. Всей страной восстанавливали. Для того чтобы выполнить заказы, требовалось много сил и здоровья, а тесть как раз не справлялся, но чужих подтягивать опасался. Той осенью стояла ужасная жара, Муслим практически круглосуточно не спускался с лесов, занимался позолотой потолков здания администрации Ташкента. А тесть в это время с приступами хронической астмы попал в больницу. Муслим мучился каждый раз, когда приходилось спускаться вниз по нужде или обедать, полулёжа под сводом, но особенно страдал, когда был вынужден бороться со сном. Однажды заснул и грохнулся с высоты, наверное, поломал ребра, потому что долго болела спина и ныла грудь. В больницу не пошёл, потому что обещал тестю сдать работу в срок. Практически всё сделал сам, и ему понравилось. Ходил по коридорам, задрав голову, и любовался своей работой. Но главным образом запомнился тот день, когда тесть получил деньги за выполненный заказ и от семидесяти шести тысяч отмуслявил Муслиму всего одну. Вот тут-то Муслим вспомнил о своём желании придумать хитрый трюк.
И придумал. Стал собирать излишки золотой и серебряной фольги, которые особенно копились на витиеватых изгибах пышных форм барокко, сложных криволинейных очертаний. На свету использовал двойной слой, а в тени экономил на одинарном, где-то вместо настоящего золота использовал поталь, покрывал лаком, чтобы окись не выдавала подмены, старался выбирать сухие места, внутренние, от экстерьерных работ отказывался. Муслим быстро научился переплавлять фольгу в монеты, наладил сбыт через стоматологов.
Когда тесть получил Государственную премию СССР за восстановительные работы, Муслим накопил достаточно много монет, которые были расфасованы в бутылки, кувшины, горшки, закопаны в разных углах дома. Чтобы его роскошь не вызывала подозрений, устроился в милицию, на показуху брал взятки, клянчил в долг, давал сам, проигрывал-выигрывал в карты, больше проигрывал. Но так, по мелочи, одну-две сотенные. Долгие годы громко хвастался, что тесть расщедрился, выделил на машину. Все верили, знающие люди поговаривали, что у тестя на сберегательной книжке лежит больше восьмисот тысяч законно заработанных рублей.
Всё изменилось в один день. Каждое воскресенье в доме под раскидистым орешником глубокой ночью собирались люди, пять или шесть человек, разумеется, собирались тайно, без необходимости не шумели, машины оставляли на соседних улицах, а дальше шли пешком, пугая сонных собак и скорпионов. Муслиму совершенно в тот вечер не везло, проиграл уже пять кусков. Его уговаривали отыграться, но он разозлился, напился. Люди с таким скверным настроением обычно топятся в арыке, но пьяный Муслим рванул домой. Сел за руль, опасно вырулил на дорогу. Он не боялся, что его остановят, оштрафуют, заберут права. На этой дороге хозяин он. Он сам здесь зверствует и штрафует, потому что он милиционер и потому что женат на дочке уважаемого человека.
Сначала за окном он увидел ухо, от него по стеклу быстро побежала трещина, потом раздался треск, зазвенело, словно просыпалась пригоршня монет. Потом в салон вместе со стеклом нырнуло тощее тело, головой под панель, ногами вверх, одна застряла в сколе стекла, вторая свалилась на руль. Грязная тощая пятка с трещинами, полными песка и
