Круг, петля, спираль - Анна Баснер
Кошмарно, непростительно, непоправимо, что она хотела навредить малышке. «Вам сложно поверить, но бывает хуже, – как-то заметил Равиль Расимович с неуместным оптимизмом, вороша вилкой в контейнере жизнерадостный витаминный салат. Обедал прямо за рабочим столом. – Ваша жена видела на месте ребенка другое существо. Неважно, кого в этот момент видели вы. У нее была своя версия реальности. Вашей дочери в ней не было. А некоторые матери в психозе покушаются на убийство в полном осознании, что это их ребенок. Или, например, суицид. Иногда успешно». Врач быстрыми движениями накидал в рот салата, словно перебрасывал вилами сено, и закусил хлебушком. Шевеля мохнатыми ушами, с хрустом прожевал. «Потом, если удается спасти и госпитализировать, на терапии говорят: хотели избавить ребенка от плохой матери. Убить – значит, избавить. Мир наизнанку, понимаете? А у вашей – только навязчивые мысли. Галлюцинации. Правильно? Она же ничего не предприняла?» – Равиль Расимович пытливо поглядел на Федора.
«Ничего», – подтвердил Федор, ненавидя себя. Ненавидя ее. Он никому не сказал про гель для посуды. Ни санитарам. Ни врачу. Доложил исключительно про глюки, истерики и вспышки гнева. Обязанность защищать жену, как и дочь, оказалась невытравимой. Причинение вреда несовершеннолетнему. Умысел. Это ведь уголовка? Мейв в больнице. Ее лечат. Этого достаточно. В ясном сознании она никогда бы Веронику не тронула. Правильно? Да? Больше всего на свете Федору хотелось в это поверить.
Удивительное дело – Федор, вымотанный возней с малышкой до полуобморочного состояния, даже начал Мейв понимать. На самую йоту. Постоянная фоновая тревога. Утомление. Раздражительность. Проблемы с памятью. Неуверенность в себе. Вдруг я неправильно беру младенца из кроватки? А вдруг это кряхтение что-то значит, а я не считываю? Он ни в коей мере жену не оправдывал. Ничуть. Однако самым краешком сердца сопереживал. Жалел.
Скучал. Невозможно тосковал по ней прежней. Почему, почему это случилось, изводился Федор, ворочаясь в неуютной постели, не в силах уснуть в краткие минуты тишины. Если верить врачу, никаких предпосылок могло и не быть. Хрясь – и внезапно здоровую, психически стабильную женщину переезжает поезд. А, ну не исключено, что наследственность, это да. Мейв не любила рассказывать о родне. Презирала их. Не познакомила с матерью. Костерила отступника-отца. Что за термиты подточили семейное древо, крепки ли были те ветви… Пес его знает. Она не виновата. Не виновата. Понятно тебе? Люльку проверь, все нормально? А теперь спи.
Прошло месяца полтора терапии, когда от Мейв стали приходить сообщения. Равиль Расимович разрешил посещать. Хорошо выглядела. Свежо. Выспалась наконец, с едва ощутимой завистью сообразил Федор. В глубине прояснившихся глаз брезжит то, что он безотчетно искал, – признаки раскаяния, вины. Вязкие жесты, как в замедленной съемке. Держала его за руку, не отпуская: «Прости меня. Ради бога, прости». Робко попросила присылать дочкины фотографии.
Дома Федор исправно наводил на Веронику камеру телефона. Но ни один снимок, ни одно видео не способны были передать настоящее, важное. Какие пушистые у малышки волосики. Как она пахнет – слегка подтаявшим пломбиром. Обещает смех, радость, новогоднюю елку, в цветную пыль разбитые игрушки. Валяться, пихаясь, в сугробах. Сдувать пух с одуванов. Заплетать непослушные косы. Никого роднее нет. Если бы только Мейв могла ощутить то же, что и он!
В конце октября с позволения врача Федор принес Веронику, тяжеленькую, как арбуз, круглую, запакованную в несколько лишних слоев крошечных детских одежек, к жене на прогулку. Мейв сперва обрадовалась, порозовела – а потом покатились слезы. Равиль Расимович, недовольно крякнув, скорректировал дозу антидепрессантов.
После выписки Мейв заново привыкала к ребенку. Сложно. Не без проблем. Иногда обнимала Веронику как ни в чем не бывало. А временами костенела или втягивалась, как рапан, глубоко, сама в себя. Словно чужая, словно ее там, в психдиспансере, подменили. Это нервировало.
Но хотя бы не плакала.
Федору и самому пришлось учиться. Доверять Мейв. Не брать малышку в мастерскую каждый день, день за днем. Оставлять их наедине. Однажды (дело было уже грязной ноздреватой весной) Федор вышел в магазин, вернулся – и помертвел. По спальне по-свойски гуляет шалый ветер, прикатившийся, судя по сырому гранитному послевкусию, аж с берегов Невы. Окно распахнуто настежь. Вероника елозит на руках у Мейв. Вероятно, лицо Федора стало по-настоящему страшным. Жена проследила за его взглядом до раскрытой створки, перепуганно заверещала: «Нет! Нет! Не подумай! Просто открыла проветрить! Ничего такого! Дважды два – четыре, вчера ты принес мне мимозу, твоя любимая песня – Another Brick in the World. Что угодно спроси меня!» Придерживаясь за стену, Федор, как мог, медленно выдохнул. Вроде нормальная. Чувствуя, как замедляется взбесившееся сердце, выдавил: «Wall. Не world». Всегда путала.
Снова поцеловать ее – всерьез, как мужчина – он смог только через шесть месяцев. Воровато, под одеялом, коснуться внизу живота – еще через полгода.
И все равно Федор продолжал, когда получалось, забирать малышку на работу. Вплоть до позднего детсадовского возраста. Мейв не спорила, хоть иногда и спрашивала огорченно: «Может, я с вами? Я соскучилась по мастерской, по Ильичу». Федор целовал ее в лоб: «Родная, ну что ты, отдыхай. Там уже все так изменилось. И потом… Мы же договорились».
Да, уговор был – никаких провокаций. Ничего такого, что могло бы расшатать чувствительные нервы. Вроде бутафорских трупов. Или – здесь Федор был непреклонен – всего кельтского. Книга сказок в изумрудной обложке отправилась на помойку. Федор собственноручно вынес без каких-либо сожалений. Мстительно, с молодецким размахом кинул в мусорный бак. И тексты для ирландского культурного центра пускай кто-нибудь другой пишет. «Родная, прошу тебя. Ты же понимаешь. Мы ведь не хотим рецидива?» Мейв скрепя сердце соглашалась. Не отдала только кладдахское кольцо. Ни в какую.
За месяцы реабилитации она навострилась шить какую-то милую чепуху: думочки, лоскутные одеяльца, пальчиковые куклы. Все, что, по ее словам, можно было мастерить из обрезков, не включая тяжелой от таблеток головы. Не творчество. Не для удовольствия. Так – мелкая моторика. Пальцы сами помнят. Сметочный шов, прокладочный, стачной вразутюжку. Здесь пуговку блестящую. На забавные поделки в интернете внезапно появился спрос. Люди покупали в подарок. Даже заказывали специально.
Капала какая-то денежка. Мейв рукодельничала в перерывах между готовкой и уборкой. Под аудиокниги, сериалы. О том, чтобы заняться более серьезными вещами – тем паче попробоваться в театр или в кино, – пока не шло и речи. «У меня нет на это энергии». Она и от домашних хлопот быстро уставала. «Конечно, любимая. Сам помою, оставь». Как и в месяцы беременности, Федор окружил Мейв решительной, неумолимой заботой. Из кожи вон лез, лишь бы не напрягалась. «Хочешь, прими пока ванну? Только конфетку не забудь съесть». Конфетка – это они так антидепрессанты называли, ласковый эвфемизм. Лишний раз не напоминать о плохом. В общей сложности на лекарствах Мейв провела около двух лет.
Меж тем телевизионный успех ретродетектива принес фирме новые проекты – пару криминальных сериалов, один не очень убедительный хоррор, затем большое русское фэнтези. Славянский фольклор. Наш ответ «Властелину колец»: богатыри, жар-птица, Баба-яга. Силиконовых кадавров изрядно потеснили фантастические твари – не только для кино. В Петербурге в то время один за другим открывались многокомнатные квесты и детские аттракционы. Начиная с четырнадцатого года заказы становились все более разнообразными. Нам, пожалуйста, двухметрового дракона. Или пришельца. Или Чеширского Кота.
Всех сумели придумать, нарисовать, собрать. Целую Нарнию отгрохали за дверями детского развлекательного центра, стилизованными, как полагается, под платяной шкаф. С бобровой хижиной, Каменным столом из пеноматериалов и волооким козлоногим фавном Мистером Тумнусом, на чьи меховые бедра Катюша спустила штук пять крашеных енотовых шкурок.
В неожиданном качестве проявилась Агния. Взяла да и подключила свои ладные мозги судмедэксперта к изобретению антуража для квестов. Там же все хитро. Как в компьютерной игре, только в реальности: интерактивные комнаты, нашпигованные загадками, которые должны решить посетители, чтобы выбраться. Тематика самая разная, страшненькая и не очень. Индиана Джонс, заброшенный особняк с привидениями, египетская пирамида, демонический цирк… Недостаточно просто оформить интерьер. Нужно
