Живое свидетельство - Алан Ислер
Когда он схватил фигурку ацтекского бога, когда взвесил ее в руке, когда метнул ее что было силы через огромную гостиную в голову Саскии, рассчитывал ли он попасть в цель? Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что даже в приступе безумия он желал ей зла. Он размозжил ей череп — так, как если бы стукнул пестиком по яйцу чибиса. Смерть была мгновенной.
Все, что мы знаем — это только предположения, попытка восстановить ход событий. Однако, по-видимому, поняв, что он сделал с Саскией, Стэн так взвыл, что соседи и их гости вздрогнули и забыли про десерт. Затем он распахнул окно гостиной и нырнул головой вниз на мостовую восемнадцатью этажами ниже, пробив навес, защищавший прибывавших и убывавших жителей и гостей от погодных неурядиц и едва не сшиб швейцара, но форму ему все-таки забрызгал.
Но было ли у него намерение ее убить? Нет, не было, не могло быть. Он просто сорвался, только и всего.
* * *
Майрон Тейтельбаум позвонил мне из Нью-Йорка. Слышал ли я новости? Я слышал. После скандала на «Сверстано» журналисты следили за всем, что связано со Стэном. История о женоубийце, покончившем с собой, заполонила все газеты, и серьезные издания, и таблоиды по обе стороны Атлантики. В Нью-Йорке газета, чей заголовок на всю полосу некогда сообщил миру «ПРОФЕССОР ПОЛУЧИЛ ПУЛЮ В ПОРНОПРИТОНЕ», теперь объявила: «ГЕРОЙ-ПРОФЕССОР УБИЛ ЖЕНУ И СЕБЯ». В «Нью-Йорк таймс» ученый, ведший там постоянную колонку, рассуждал, сыграло ли роль требование публиковаться, которое университеты предъявляют без разбора всем своим научным сотрудникам, в этой «самой свежей и самой горестной трагедии в ученом мире».
В Великобритании эта история, разумеется, имела резонанс прежде всего потому, что была связана с Сирилом. Журналисты жаждали интервью. Клер с успехом им всем давала отпор. Это известие глубоко тронуло ее мужа. «Вы, конечно же, не будете нарушать его покой, ему нужно время прийти в себя». В конце концов Сирил выступил с заявлением. «Печальный конец карьеры, которой, как мне говорили, многие завидовали. Нам не дано знать, какие мучения вынудили Стэна Копса совершить два столь ужасных поступка, и мы не осмелимся его судить. Мы с женой приносим искренние соболезнования родственникам». Сообщив это, Сирил и Клер на некоторое время исчезли из поля зрения, впрочем, мне Клер оставила сообщение на автоответчике, приглашала присоединиться к ним на выходные в Сан-Бонне-дю-Гар.
История тем временем продолжала занимать публику, хоть интерес и стихал. В «Таймс» Тандерер громогласно осуждал бездушных рецензентов, которые употребляют свою власть во зло, и привел небольшой исторический экскурс начиная с поэта Публия Стертиния, который бросился с Тарпейской скалы, когда Децидий Сакса позволил себе насмехаться над его стихами, затем перешел к Чаттертону[221], «чудесному юноше», «Адонису» и к «Английским бардам и шотландским обозревателям»[222], после чего резко перескочил к вопросу: «А что же насчет Стэна Копса? Рецензент обязан честно высказаться о книге, которую рецензирует. Но он не имеет права подвергать автора вивисекции. Ad librum sed non ad hominem[223]». Тандерер был не слишком силен в латыни.
Майрон, судя по голосу, искренне переживал. Он только что вернулся из часовни в Ривербэнке, где одновременно, на разных этажах, проходили поминальные службы по мужу и жене.
— Как будто переключаешься с одного телеканала на другой, лапонька. Полный кошмар, просто как пьеса Ортона[224]. Скорбящие бегали с третьего этажа на четвертый и обратно. Я сейчас не в форме, едва успевал дыхание перевести. Бедняга Джером, вот кого мне жалко. Ты же знаешь про Джерома и Саскию? Он не знал, о ком рыдать, то ли о брате на четвертом, то ли о любовнице на третьем. Речи говорил и там, и там. — Майрон ненадолго умолк. — Я говорил на четвертом. Как коллега и самый старый друг, да, дорогуша, ты не ослышался, «самый старый»: что ж, этот говнюк помер, как иначе? De mortuis[225] и все такое. Похороны его, ясно тебе? Ты уж меня строго не суди, я счел, что следует сказать несколько слов.
Джейк не появился. Ходят слухи, он не в силах вынести позора. Вот и прячется. Его родной папочка убийца и самоубийца! Как такое проканает в его рафинированной юридической конторе? К тому же Джейк так и не простил отца за то, что он бросил Хоуп, и винил Саскию за то, что та развалила семью. Кстати, о Хоуп: она тоже была, на четвертом. Может, я ошибаюсь, но она показалась мне чуточку слишком радостной — для такого-то события. Да, помнишь Филлис Рот, сестру Хоуп? Она тоже отметилась, в обоих залах. Боже ты мой, она разжирела как свинья, даже Хоуп такой толстой никогда не была, просто необъятная тетка, стриженая как лесбуха, и седые усики пробиваются. Ты ведь знал, что она трахалась с обоими, и со Стэном, и с Саскией, да? Робин, должен тебе сказать, это утречко меня достало. Может, потому что это Ривербэнк. Ну, вот это все: прохлада, приглушенный свет, тихие голоса, темная одежда, красные глаза, бледные лица, везде скорбящие, гробы, ермолки, нанятые раввины, изрекающие жуткие банальности, а затем с облегчением переходящие на молитвы на иврите, которых никто не понимает. Может, это мне напомнило, что и я смертен. Я этого ублюдка никогда не любил, ты же знаешь. Но никогда не пожелал бы ему такого… Нет, только не так. — Майрон всхлипнул, сглотнул и закашлялся.
Ирония судьбы: вследствие смерти Стэна и его скандальной известности продажи книги «Сирил Энтуисл. Жизнь в цвете» выросли настолько, что в Америке готовят новый тираж, 200 тысяч экземпляров. Здесь, сообщил мне Тимоти, продажи тоже поднялись, возможно, будет второй тираж.
* * *
На следующий год, незадолго до стремительно надвигавшейся годовщины рождения Христа, премьер-министр занес в протокол парламентских заседаний имена двадцати трех новых рыцарей и четырех пожизненных пэров. Несмотря на уверения партийного большинства в обратном, многие полагали, что по меньшей мере шестнадцать новых рыцарей и, возможно, трое из новых пэров — а присвоение им титулов было уже, считай, делом решенным
