Живое свидетельство - Алан Ислер

Он шмыгнул носом.

— В физическом смысле с ним все в порядке, это все психология. Старый петух отказывается идти в бой. Имп… Импл… Импор… Просто не встает. Для терапии я слишком стар. Понадобится еще лет двадцать, чтобы с этим справиться.

— Стэн, стоило ли все это мне рассказывать?

— Ты же мой друг, Робин.

— И тем не менее…

— Почему она досталась Джерому? — всхлипнул он. Говорил он уже медленно и не очень членораздельно. — Я все еще хочу ее, хочу эту шлюху. — Он вскинул руки и обратился к потолку: — Саския, любовь моя, о Ссасския!

— Теперь есть таблетки от импотенции. Говорят, действуют безотказно.

Он фыркнул.

— Еще одна шуточка Бога. Пробовал я их. У меня от них понос, голова трещит и сиськи болтаются как у бабы, больше ни хрена. Ну, и жжет черт-те как, когда мочусь. По десять с лишним долларов за раз — оно того не стоит.

Он раскинулся на диване.

— Я так устал, Робин. Глаза закрываются, надо мне… — И он тут же захрапел.

Я взял бутылку, завинтил крышку, убрал в шкафчик. Что теперь? Я обернулся посмотреть на него, а он как раз резко дернулся, его вырвало — вонючая жижа залила его самого, диван, печенье, — и тут же захрапел дальше. По-моему, он был счастлив.

6

Книга «Сирил Энтуисл. Жизнь в цвете» вышла по обе стороны Атлантики, как раз когда все начинали покупать подарки к Рождеству, стоила 35 фунтов в Англии и 50 долларов в Соединенных Штатах. Цена сама по себе должна была свидетельствовать о важности издания. В Америке у Стэна брал интервью Морти Уолитцер из передачи Пи-би-эс «Город вечером», а это явный признак не только того, с какой серьезностью отнеслись к этой биографии по ту сторону океана, а также того, какие люди были чем-то Саскии обязаны; здесь, в Великобритании, Сирил появился на бибисишной программе «Книги и личности» — а это ясно указывало на недостаток серьезного внимания, которого, по мнению местных cognoscenti[212], биография заслуживала, — и отказался беседовать о книге, снова и снова возвращая бедного Пирса Таунсенда к разговору о том, как туго приходится «ХАМАС» и «Исламскому джихаду». «Как мы можем говорить об этом малостоящем жизнеописании, когда в Палестине мужчины и женщины гибнут ради свободы?»

Франклин Пангборн, старейший из американских искусствоведов, автор давно распроданной монографии «Блумсбери и пределы искусства», а ныне директор Музея изящных искусств в Ошкоше, написал рецензию для «Нью-Йорк таймc». Он цитировал Роберта Скидельски, который назвал биографию «заметками соглядатая, снабженными примечаниями». Пангборн был более милостив: похвалил отдельные удачи в работе Стэна: «Чувствуется, что автора искренне влекут участники основных эротических картин»; «Копс ярко живописует йоркширский Дейлc, каким он представляется в воображении английского среднего класса, и подчеркивает его особую значимость для дихотомии север — юг в английском искусстве», но также указывает на «роковую страсть» автора упорно описывать своего героя в примитивных фрейдистских терминах. «Эдип, вынужден отметить я, это лекало, которое Копс накладывает на героев всех написанных им биографий, что, полагаю, вполне допустимо, когда герой, как Хогарт или Копли, уже не может возразить, но гибельно, когда он жив». Пангборн пенял Стэну: наблюдения соглядатая — даже если все так и было — за тем, что происходило в спальне Энтуисла, никак не помогают нам лучше понять художника и его творчество. «Для какого читателя Копс пишет? — изумлялся Пангборн. — Какому серьезному студенту-искусствоведу интересно, что за позы предпочитал Энтуисл в сексе? Неужели так трудно нащупать грань, за которой хорошо бы быть поскромнее?»

Пангборн задал тон (или — великодушнее — подал пример тона), который переняли большинство американских рецензентов. Ирвинг Карпф, профессор истории искусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в статье для «Нью-Йорк ревью оф букс» процитировал Филипа Гедаллу: «Биография, как и охота на крупного зверя, известный вид спорта и бывает так же несправедлива, как и спорт». Карпф скомпоновал рецензию на книгу с рецензией на выставку работ английских художников военного времени «В атаку!» в Центре британского искусства в Йейле. Он даже взял на себя труд позвонить Сирилу в Йоркшир, узнать его мнение о биографии. «Черт меня подери! — вроде бы сказал Сирил. — Не читал я эту хрень. Так она что, вышла?»

На этот приведенный в статье ответ тут же последовал отклик Стэна, первый из многих: он цитировал пункты и подпункты соглашения, заключенного им с Сирилом Энтуислом и издателями. Он заверил читателей книжного обозрения, что Сирил не только получил экземпляр с окончательным вариантом, но и оставил свои замечания, которые биограф принял к сведению. «Сирил Энтуисл и я достигли полного взаимопонимания во время работы над этой биографией. Художник никогда не навязывал свое мнение относительно того, как я трактую его жизнь, никогда не навязывал свое видение событий, однако активно участвовал в создании целого. Я готов предоставить его записанные на пленку или данные в письменном виде ответы касательно окончательного варианта текста. Я не ставлю под сомнение точность изложенного профессором Карпфом, но понять этого не могу. Сирил Энтуисл является, вне всякого сомнения, величайшим английским художником прошлого века, но, увы, он не молодеет. Возможно, его комментарий — следствие забывчивости».

Конечно, вряд ли многие из читателей обратили внимание на опровержение Стэна. Несправедливо? Что ж, это, может, и банально, но по-прежнему верно: жизнь несправедлива.

В Англии отклики были такие же вялые, как и в Америке. Интересно отметить схожесть схемы. По обе стороны Атлантики рецензент начинает с цитаты, которая задает тон всей статье. Чарлз Буллоу в «Санди тайме» обратился к Вирджинии Вулф: «Пусть биограф запишет точно, целиком и полностью, известные факты без комментариев, ну а уж потом пусть опишет жизнь как вымысел». Далее в статье давалось понять, что в книге «Сирил Энтуисл. Жизнь в цвете» вымысла куда больше, чем фактов. Артур Тичборн начал с Ортеги-и-Гассета: биография — это «система, где противоречия в человеческой жизни объединены». Магнус Финч-Лайонс в «Лондон ревью оф букс» копнул чуть глубже. Он процитировал письмо Райнера Марии Рильке герцогине Аурелии Галларати Скотти: «У некоторых людей их духовное место рождения совпадает с тем, которое упомянуто в их паспорте, и такое совпадение с внешними обстоятельствами должно дарить неслыханную радость». Аргументы Финч-Лайонса подводили, разумеется, к тому, что немногие подробности жизни Энтуисла, упомянутые в биографии Стэна, соответствовали фактическому человеку, но никак уж не его духовной сущности, что бы это ни значило.

Выдать окончательное