Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес

– Что вы имеете в виду, падре?

Ангустиас вздыхает. Падре Альфонсо улыбается и поворачивается к окну, выходящему на храм.

Ангустиас встает, пытаясь проследить за его взглядом.

– Так что?

– Важно благодарить, – повторяет он.

Ангустиас хмурится, с трудом вникая в слова священника.

– Вы имеете в виду сейчас? Пойти поблагодарить сейчас?

– Конечно, сейчас. Или, может быть, в воскресенье?

– А, в воскресенье. Я не могу в воскресенье, – виновато говорит она. – Вообще-то в воскресенье я работаю здесь. – Ангустиас улыбается и показывает на свой бейджик, а точнее, стикер, на котором Эмилио накарябал ее имя, перед тем как уйти на обед.

– Это замечательно! Но я уверен, что Эмилио разрешит тебе отсутствовать с утра по воскресеньям. Большинство библиотек в этот день даже не работают.

– Но эта работает, – замечает Ангустиас.

– Ох уж этот Эмилио, – качает головой Ольвидо. Только ей было известно, что Эмилио открывал библиотеку по воскресеньям, чтобы не ходить со всеми на церковную службу. Ангустиас смущенно улыбается:

– Мне неудобно отпрашиваться, когда я работаю всего… буквально всего три часа.

– Я с ним поговорю, – настаивает священник, направляясь к выходу. – Не беспокойся.

– Я и не собиралась, но, может, стоит?

– Не беспокойся, – повторяет падре Альфонсо и машет рукой.

Вернувшись, Эмилио сообщает Ангустиас, что она должна ходить на воскресную службу, иначе ему придется ее уволить.

– Выбор был невелик, либо ты, либо я, – добавляет он.

– И ты решил пожертвовать мной? – восклицает Ангустиас, прижимая руку к груди.

– Да, прости, – извиняется Эмилио, хотя в его голосе нет ни капли раскаяния. – А что мне было делать? Этот человек разыскал меня во время обеденного перерыва. Уже настораживает, разве нет?

Ольвидо неодобрительно качает головой:

– Тебе тоже не мешало бы обрести Господа, mijo.

– Не спрашивай меня, откуда я это знаю, – шепчет Ангустиас, – но просто я знаю, что за всем этим каким-то образом стоит моя мать. Она звонила почти каждое воскресенье с вопросом, иду ли я в церковь. Я честно отвечала, что нет. Теперь, умерев, она где-то там наверху находит способы заставить меня делать то, что она хочет.

Эмилио поднимает голову, словно сейчас увидит, как Ольвидо смотрит на них сверху, хотя она стоит у входа в библиотеку.

– Я все-таки спрошу. Откуда ты знаешь?

– Когда я умру, – признается Ангустиас, – я, вероятно, поступлю так же с Фелиситас.

Ольвидо сияет от гордости:

– Я же говорила тебе, что однажды ты меня поймешь.

Глава 37

Фелиситас

Фелиситас Оливарес впервые посетила церковь на восьмом году жизни. Во время одного из еженедельных телефонных разговоров с Ангустиас Ольвидо пожаловалась на боль в горле. Она кашляла уже месяц, но всякий раз, когда Ангустиас спрашивала об этом, Ольвидо уверяла, что беспокоиться не о чем. Вероятно, ей просто нужно прополоскать горло, а может, она слишком долго не выключала кондиционер или ходила босиком по холодному полу. Однако, поскольку Ольвидо редко говорила о своем самочувствии, ее жалоба заставила Ангустиас заподозрить, что проблема вовсе не так незначительна, как представлялось ее матери.

– Мне не нравится бабушкин голос, – прошептала Ангустиас, прикрыв ладонью телефонную трубку.

– Правда? – отреагировала Фелиситас. – Дай я с ней поговорю.

Ангустиас снова поднесла телефон к уху и сказала:

– Ma, Felicitas quiere hablar contigo. Te la paso[89].

Потом она немного помолчала, неуверенно кивнула и произнесла «хм», «м-м-м» и «хорошо, пока». Фелиситас протянула руку за телефоном, но Ангустиас уже нажала на отбой.

– Извини, mijita. Бабушка сказала, что очень занята. Она позвонит тебе в другой раз.

Этот порядок никогда не менялся. Ольвидо звонила. Разговаривала с Ангустиас. Вешала трубку. Хотя Фелиситас и была немного задета поведением бабушки, она поинтересовалась, насколько серьезен кашель. «Она еле говорила», – ответила Ангустиас.

Весь день Фелиситас пыталась придумать решение. Находясь за несколько штатов, они мало чем могли помочь.

– Мы должны пойти в церковь и помолиться, – заявила она. – Можем поставить за нее свечку. Ты говорила, что именно так и делала в детстве, да?

Ангустиас покачала головой:

– Я сомневаюсь. Столько лет прошло, мне кажется, это будет неправильно. Мы можем помолиться и зажечь свечу здесь. И, честно говоря, я даже не знаю, верю ли я…

– А бабушка верит? – перебила ее Фелиситас. Она знала ответ на свой вопрос. Она слышала достаточно историй про Ольвидо, чтобы осознавать степень ее набожности. В конце каждого телефонного разговора Ольвидо напоминала Ангустиас о необходимости ходить в церковь и молиться, а в тех случаях, когда бабушка все-таки разговаривала с Фелиситас, она непременно говорила ей, чтобы та напоминала своей маме: надо ходить в церковь и молиться.

Мероприятие по спасению Ольвидо прошло быстро и ничем особым не запомнилось. В единственном католическом храме, который они нашли в городе, где жили тогда, не оказалось свечей, так что они просто сели на одну из скамей в среднем ряду и молча помолились. На секунду Фелиситас запаниковала. Она никогда раньше не молилась и не знала, как это следует делать. Она повернулась к маме за советом, но та уже закрыла глаза, поэтому Фелиситас решила импровизировать. «Здравствуй, Бог, – мысленно начала она свою молитву. – Меня зовут Фелиситас Оливарес, сейчас я живу на Восемнадцатой улице, в доме 547».

Фелиситас не была уверена, правильно ли она молилась в тот день, но, видимо, все-таки правильно, потому что на следующей неделе Ангустиас сообщила ей, что Ольвидо перестала кашлять. Было еще несколько случаев, когда Фелиситас молилась, но ее просьбы больше никогда не исполнялись. Сидя среди жителей Грейс на скамье церкви Nuestra Señora del Carmen, Фелиситас предпринимает новую попытку.

– En el nombre del Padre, del Hijo y del Espíritu Santo. Amén, – начинает она со слов, которым учила ее Ольвидо на своих похоронах. – Здравствуй, Бог. Не уверена, что ты меня помнишь. Меня зовут Фелиситас Оливарес, постоянного адреса нет, но сейчас я живу на Мейпл-роуд, 2045, Грейс, Техас, 78455. У меня к тебе просьба. Моя бабушка умерла, но она все еще с нами, и я не знаю почему. Не мог бы ты, пожалуйста, забрать ее в рай, если ее место именно там, а если это сейчас невозможно, не мог бы ты сделать так, чтобы бабушка выкинула из головы идею, что ей нужно «исправить» жизнь моей мамы. Я думаю, мама в полном порядке. Ну почти. Бабушка хочет, чтобы она вышла замуж, и в этом нет ничего плохого, но мне кажется, она торопит события и мама не будет счастлива. Вдруг она заставит ее выйти