Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес
– Да, как и жестокое обращение с детьми. Меня бросили прямо под колеса едущих машин!
– Машин там не было, – уверяет Ангустиас, поднимая руку, словно давая клятву в суде. Краем глаза она замечает движение за окном и забегает за стойку, отталкивая Эмилио. Слева сложена стопка книг, такая высокая, что она закрывает большую часть витринного окна. Ангустиас встает на цыпочки над стопкой и смотрит на улицу. Эмилио делает то же самое.
– Что там такое? – шепчет он.
Ангустиас шикает на него и пригибается, замечая Клаудио Ибарру и его мать, которые стоят на другой стороне улицы и, прищурившись, смотрят на библиотеку.
– Нам нужно запереть дверь, – дышит Ангустиас в ухо Эмилио. – Сейчас же!
Эмилио подчиняется. Он устремляется ко входу, запирает дверь и переворачивает табличку «Открыто» обратной стороной.
– На нас напали пришельцы? – спрашивает он Фелиситас, которая отказалась прятаться.
– Очень на это надеюсь, – отвечает она.
С точки зрения Ангустиас, правда гораздо хуже, чем атака инопланетных существ. Местные жители пытаются устроить ее личную жизнь. Незнакомые люди, друзья ее матери, пытаются устроить ее личную жизнь!
Конечно, она сама виновата. Ей не стоило ходить в церковь. Еще в четверг утром, в аптеке, она заподозрила неладное. Пожилая женщина, стоявшая позади нее в очереди, похлопала ее по плечу и спросила, не дочь ли она Ольвидо. Ангустиас с улыбкой кивнула. Она не стала напоминать, что они уже встречались на похоронах. Ей не хотелось заводить разговор о матери.
Женщина снова похлопала ее по плечу.
– И ты ищешь мужа, так ведь? – спросила она низким, хриплым голосом.
Ангустиас обернулась:
– Простите?
– Мужа, – громко повторила женщина.
– Нет, мэм. Я ищу кортизон, – заверила Ангустиас, поднимая руку, чтобы продемонстрировать раны, полученные в схватке со злобным техасским москитом. Кассирша позвала Ангустиас, избавив от необходимости выслушивать дальнейшие слова женщины. Ангустиас поспешно расплатилась и выбежала на улицу, но голос преследовал ее до парковки. «Тебе нравятся молодые?..»
В пятницу днем, когда Ангустиас шла из библиотеки к машине, ее остановил пожилой мужчина в сопровождении мужчины гораздо моложе. «Ангустиас, я так рад тебя видеть!» – воскликнул он, словно был ее давним другом. Ангустиас улыбнулась, вежливо поздоровалась и попыталась продолжить путь, но мужчина заговорил снова: «Как поживает твоя дочь? Фелиситас, верно?»
Было странно, что незнакомец интересуется Фелиситас, но она решила, что этот человек знал Ольвидо, а та просто упоминала о внучке. Не дожидаясь ответа, мужчина представил Ангустиас своего племянника, который приехал в гости из Эль-Пасо и, вполне ожидаемо, оказался холост. Ничего другого ей не сообщили. Он приехал из Эль-Пасо и был холост.
Ангустиас кивнула племяннику, имени которого не знала, и сказала: «Рада за вас», имея в виду последнюю часть информации. Потом запрыгнула в машину и умчалась прочь.
Позже, перед воскресной службой, она столкнулась с Кайо и доньей Ибаррой, которые, как и остальные жители городка, не отличались ни деликатностью, ни чувством стыда и, подобно женщине в аптеке и мужчине возле ее машины, были полны решимости, что подтверждали небесно-голубые облака над их головами. Когда мать и сын приблизились к ней, Ангустиас почувствовала, что отделаться от них будет не так-то легко. Их непрозрачная аура свидетельствовала о намерении поговорить с ней во что бы то ни стало. Нелепость ситуации Кайо, очевидно, не смущала, и он сразу взял быка за рога. «Привет, я Кайо. Я не женат, – объявил он, после того как его мать, прервав разговор Ангустиас с Самарой, кратко представилась. – Я тут подумал…»
Ангустиас с трудом пыталась сдержать смех. В этот момент ей на помощь пришел сам Бог в лице одной из прихожанок:
– Займите, пожалуйста, свои места. Служба сейчас начнется.
Ангустиас с огромным облегчением извинилась и подтолкнула Фелиситас к скамье, на которой сидела Самара с семьей. Они заняли для них места, и, к счастью, это оказалось очень далеко от Кайо и доньи Ибарры.
Во время заключительной молитвы Ангустиас попросила Бога поскорее исцелить Фелиситас от того, что подозревал у нее доктор Гутьеррес, помочь им быстро продать дом Ольвидо, найти хороший недорогой дом в Долине и отвадить от нее всех, кто желал выяснить, не одинока ли она, чтобы натравить на нее своих родственников. К сожалению, она забыла попросить отвадить самих родственников.
Она мысленно прокляла себя за эту оплошность, когда после службы Кайо бодро и уверенно подошел к ней и пригласил на свидание. Затем она снова поблагодарила Бога, когда какая-то женщина сообщила, что Ангустиас нужно срочно зайти в туалетную комнату: Фелиситас вырвало. Ангустиас вновь почувствовала облегчение, хотя тут же укорила себя за то, что радуется нездоровью дочери. Она извинилась и воспользовалась возможностью сбежать. Однако домой она решила не возвращаться. Загадочные Библии, оставленные на крыльце, служили подтверждением, что дом Ольвидо небезопасен, в отличие от библиотеки. Никто никогда не ходил в библиотеку.
Она… они не могут продолжать так жить. Им нужно уехать из Грейс как можно скорее. Con la voluntad de Dios[90], сказала бы в такой ситуации Ольвидо, но если Ангустиас будет ждать, пока откроется воля Божья, ее судьбу успеет определить воля целого городка.
Глава 39
Фелиситас
Фелиситас в замешательстве. Она хочет, чтобы план Ольвидо сработал хотя бы для того, чтобы остаться в Грейс, но понимает, что это неправильно. Несмотря на настойчивость бабушки и ее многословные оправдания, Фелиситас чувствует себя виноватой перед мамой. Она уже не завидует Ангустиас как раньше, когда казалось, что все всегда складывается в ее пользу. Сейчас все по-другому.
– По-моему, ей страшно, – говорит Фелиситас, проводя рукой по корешкам книг в детском отделе публичной библиотеки Грейс. – Ну или не по себе.
Густаво, забравшийся на невысокую лесенку возле стеллажа, поджимает губы и качает головой:
– Мамы никогда не должны бояться. Это все равно что врачу заболеть или стоматологу заработать кариес.
– Вот именно, – соглашается Фелиситас. – Это неправильно. В этом-то и проблема. Все ведут себя… странно. – Ее пальцы застывают в воздухе и тут же выхватывают с полки «Ночь ожившего болванчика». – Это кажется каким-то паранормальным! – восклицает она с улыбкой. – Мы возвращаемся в бабушкин дом после ее смерти, и тут на маму начинает сыпаться все то, чего бабушка так для нее хотела.
– А по-моему, это нормально, – возражает Эстела, стоящая у другого края стеллажа. – Мамы – самые пугливистые люди на земле. Так можно сказать?
Фелиситас пожимает плечами и рассматривает обложку взятой с полки книги.
– Паранормальный. Это мое любимое слово. Оно звучит почти одинаково на английском, испанском, португальском, итальянском, французском и даже филиппинском.
– А мое




