Черный снег - Алексей Кабанов
На следующий день горло не прошло, и мне стало трудно глотать. Весь день я промучился и с трудом заснул вечером. В ночь мне стало ещё хуже, я стал задыхаться, плакать, и меня стало рвать кровью с гноем. Родители вызвали скорую помощь, и меня увезли в больницу.
Наутро врач осмотрел меня и, найдя кровоточащую опухоль, велел ехать мне с мамой в областной город в Онкологическую больницу.
Из разговора папы и мамы я понял, что туда очень тяжело добираться и никто не знает, где искать эту больницу в чужом большом городе. Мама очень сильно переживала, а отец сказал:
– Нечего никуда ехать, все равно умрет, у него рак.
Я плакал и спрашивал:
– А что такое рак, я же ел карася?
На следующий день мы с мамой поехали на электричке в Пензу. Было очень интересно. Потом мы долго плутали искали «раковую» больницу.
Проходя мимо очередной витрины очередного магазина, я увидел ее. И встал как вкопанный. Это была игрушечная железная дорога. Мама, видимо желая меня отвлечь, зашла со мной в магазин и попросила показать игрушку. Там был электрический паровозик, который сам бегал по железной дороге и таскал за собой два грузовых вагончика и цистерну. Все это было очень красиво сделано (как настоящие), и движением состава можно было управлять ручным пультом. Я замер в абсолютном восторге. Ведь свой поезд мы уже пару лет собирали вместе с Андреем у него в сарае. Таскали всякие железяки, что отваливались от вагонов и валялись по краю железнодорожного полотна. Я сразу понял, что это мечта всей моей жизни.
И вдруг мама сказала:
– Хочешь, я ее тебе куплю?
Об этом я даже просить не смел и не собирался закатывать истерику, как тогда из-за ружья, что стреляло пробками.
– Хочу, мама. – тихо сказал я.
– Ну ладно, вот выпишут нас из больницы, и мы на обратной дороге ее купим. Я был самым счастливым человеком на свете. Я мысленно уже собирал пути в зале, и мы с Андреем играли.
Я прокручивал в своей голове один вариант игры за другим. Отложенное счастье было у меня уже в кармане.
В больницу меня положили и обследовали на следующий день. Засунули какуюто трубку в горло и смотрели в окошечко на другом конце. Врач сказал, что рака у меня нет, а это была, наверное, косточка от рыбы. Вокруг нее сильно воспалилось, потом нарыв прорвался, и всё вышло вместе с гноем, и косточка тоже.
В этот же день нас выписали.
А железную дорогу, несмотря на меня, орущего весь обратный путь, мне так и не купили.
Позднее я понял, что это было слишком дорого.
По прошествии многих лет, когда у меня был уже семилетний сын, в самый разгар 90-х, я, проходя по рынку в поисках чего-нибудь подешевле, опять увидел такую же железную дорогу.
И это опять было очень дорого. Игрушка стоила целую зарплату, которую не давали несколько месяцев.
Я ее купил, не раздумывая. Сын был очень рад, жена орала матом. А мы вместе с ним играли в зале, разложив ее около домов из деревянных кубиков.
Мы с Андреем были одного года рождения. Он июльский, а я октябрьский. Его в школу отдали когда ему исполнилось семь лет.
А меня решили на следующий год.
–Пусть подрастёт,-говорил отец- еще успеет двоек нахватать. С девчонками мы ходили за цветами.
Первые весной зацветала мать и мачеха. Она появлялась в грязи около бетонного забора Машзавода. Там где тек ручей с насосной станции. Ручей тек из вечно текущих труб и баков для хранения воды. Благодаря ему все лето можно было бегать сюда и в образовавшейся рядом луже ловить дафней для аквариумных рыбок.
Потом появлялись одуванчики. Еще редкие вылезавшие на прогретых солнцем пригорках.
Из них девчонки вязали жёлтые веночки. Я пробовал пару раз, но у меня ничего не получилось.
Далее в низинах зацветали колокольчики. Они были большие их легко было рвать и их было много. В домах появлялись цветы.
За подснежниками надо было ходить в лес. Для этого собиралась целая экспедиция.
Для меня это было на уровне поисков золотых месторождений. Во первых, родителям ничего нельзя было говорить. И ещё надо было взять с собой что нибудь для готовки на костре. Пока он горел мы жарили на нем хлеб. Подсуживали слегка, надевая его на веточки, сейчас этотого эффекта добиваются в тостере.
А потом в углях пекли картофель.
Это было настоящее чудо с солью.
Картошка жгла руки, язык и небо, мазала лицо и руки сажей, но была безумно вкусной.
Подснежники росли не сразу как начинался лес, за ними надо было идти к майскому роднику.
Дорога была длинной, мы шли не напрямую вдоль железной дороги, около завода. А вдоль речки, это была целое путишествие. Шли по дороге до речки, потом тропой возле нее. Лазили по обрывам вдоль речки.
Это были наши горы. Карабкались по отвесному глиняному склону, с замиранием сердца и опасностью сорваться в бурлящий внизу поток реки. Это место называлось Глинка.
Потом шли вдоль забора завода но уже с другой стороны, здесь нельзя было встретить никого из родителей. Места были глухие, здесь было безопасно, никто не узнает, что мы так далеко забрались.
Далее по сосновому лесу, вдоль железной дороги выходили к майскому роднику, там напротив, в болоте было видимо невидимо подснежников. Сюда еще бабки ходили и продавали их потом, около проходной завода. Матери врал, что нашел их на поляне, около дома, на нее нам ходить разрешали, видно было из окон.
Отцу Андрея дали квартиру, как отцу одиночке. В Гагаринском районе в новом доме. И они туда переехали. И тут только я понял, что жить без Андрея не могу. Мир стал одиноким, я ходил вокруг да около как не прекаенный. Все начинания, все дела надежды на будущее были связаны с Андреем.
Он появился на осенних каникулах.
И мы с ним стали рисовать разбойников. Точнее рисовал он, у меня не получалось.
Под кроватью к бабушке Маши, была подгнившая доска. В ней была дырочка в самый подпол. Мы ее еще расковыряли ножом и туда стала пролезать целая рука. Это был наш подземный ход. Мы хотели через него вылезти в подпол, а от туда прокопать ход до самой вышки.
До наших с ним огородов, где родители сажали
