Там, где поют киты - Сара Харамильо Клинкерт

Полицейские в замешательстве переглянулись, наверняка пытаясь понять, настолько ли им самим все ясно в жизни, по крайней мере относительно окончания.

— Кстати, — сказали они, достав из бардачка несколько объявлений о розыске, — вам знакома эта женщина? Мы полагаем, что она находится в здешних местах.

Канделария внимательно посмотрела на фотографию. Там была Габи, только с огненно-рыжими волосами, и имя было указано другое. Она увидела, что глаза у Санторо расширились, как жерло пушки. Она увидела, как он набрал воздуха и приготовился что-то сказать, и опередила его:

— Нет, мы ее никогда не встречали.

— Если вдруг встретите, вызывайте нас, — сказали они хором. — Она очень опасна.

* * *

Какой-то туман окутал Парруку в дни, последовавшие за смертью Тобиаса и уходом Габи. По крайней мере, так казалось Канделарии, бродившей без цели среди деревьев. Иногда, если ей необходим был отдых, она ложилась в тени ветвей. Всего несколько лет назад она по ним лазала, но теперь они казались ей недосягаемыми. Все казалось другим, не на своем месте. Все было мутное и расплывчатое. Все выходило за контуры, которые она считала такими знакомыми. Часто она терялась в своих грезах, и ей приходили на ум воспоминания о тех счастливых днях рядом с отцом, когда Паррука была не местом, а песней. О тех временах, когда кролики звенели своими колокольчиками, сочиняя мелодии, а деревянные столбы разговаривали с деревьями в лесу. Или когда ведро соленой воды обещало песню китов, добрые духи проходили сквозь витражи, а авокадо росли на манго, на драценах, на всех деревьях.

Теперь эти же самые вещи казались ей полной чепухой, и она с трудом представляла, что когда-то в них верила. Она подумала об отце, и ей пришло в голову сходить посмотреть на фотографию, которая стояла у нее в окне, зажатая между стеклом и деревянным переплетом. Ей важно было понять, что она его себе не нафантазировала. Она хорошо помнила, когда мать сделала это фото. На снимке он держал дочь на своих стальных руках, длинных, как трамплин, и готовился катапультировать ее в воду. Ее удивило, каким чистым был тогда бассейн. Виднелось голубое дно, а солнечные лучи так блестели, отражаясь от воды, что слепило глаза. А теперь, наоборот, это была мутная бездна, в которую больше никогда не окунуться. Она еще раз посмотрела на фото, и на этот раз ей показалось, что руки у отца худые, ничего особенного. Может быть, ее отец — всего лишь обычный человек, подумала она. Такой же, как все.

Потом она присмотрелась к лицу девочки на фотографии, и оно показалось ей одновременно знакомым и чужим. Она так искренне смеялась, что Канделария едва ли не слышала ее смех. Она осознала, что давно отвыкла улыбаться. Она потрогала свои губы, как будто хотела убедиться, что они по-прежнему способны растянуться и вместить самую широкую улыбку. Странное дело: ее тогдашняя жизнь нравилась ей больше, чем нынешняя, и все-таки она не чувствовала никакого желания вернуться назад. Канделария опустила взгляд на пол и обнаружила, что осколки зеркала, которые она так и не убрала, смотрят на нее. И тогда она почувствовала, что стала походить на мать, и отправилась искать метлу, чтобы смести все эти глаза, которые глядели на нее без сочувствия.

Санторо укрылся в своей крепости: за сеткой, за проволочной изгородью, за пуленепробиваемым стеклом. Он уже даже не выходил закапываться в землю, но время от времени набирал ведро земли и держал в нем ноги. А когда надвигалась гроза, стрелял сквозь отверстие, которое специально для этого оставил в окне. Канделария заметила, что он теперь выходил только собирать плоды с деревьев. Он не ел никаких продуктов, качество которых не мог проверить Эдгар, вот только ворон уже ничего не проверял — он явно заболел и у него не было аппетита.

Санторо был более молчалив, чем обычно, менее активен, носил больного ворона на ладони и то и дело ему шептал: «Эта проклятая змея у меня получит. И хозяйка тоже. Хотя поди еще разбери, кто из них кто». Канделария не могла удержаться от улыбки, потому что она знала, что Анастасия Годой-Пинто не ядовитая, а с другой стороны, была убеждена, что Габи уже очень далеко. Может быть, угнала другую машину. И возможно, ее имя уже не Габи и она щеголяет в новых туфлях на каблуках, которые какой-нибудь сапожник сделал ей на заказ… Красные уже с лихвой отходили свое.

Мать несколько долгих дней не вставала с кровати. Это не удивило Канделарию. Странно было бы как раз обратное. Поэтому она насторожилась, когда мать стала вдруг выходить на долгие прогулки. Пруда она всеми силами избегала, и отнюдь не потому, что разуверилась в пользе пиявок. Просто снова увлеклась собиранием камней.

Она искала их целыми днями, а потом складывала у себя в комнате в кучи без всякого порядка. Там едва можно было пройти, не споткнувшись о камень. Канделария не знала, помогать ей в поисках или посоветовать остановиться. Ей нравилось видеть ее активной, но не так. Она спрашивала себя, ну почему мать не может быть нормальной женщиной, из тех, у кого есть настоящие подруги, с которыми можно за чашечкой кофе обсуждать домашние дела, какие у них умные дети и как им надоели мужья. Именно это она делала, ожидая, когда дочь выйдет из школы, вместе с остальными мамами. А потом всю дорогу до дома расспрашивала:

— А правда, что Хуанита — гений в математике? И что Лусию собираются перевести на год вперед?

— Нет, мам, Хуана такая же тупая, как ее мама. А Лусию все дразнят за то, что она косоглазая, поэтому ее переводят в параллельный класс, а не на год вперед.

— Эти деревенские мамаши ничего не понимают, как оно есть…

— Никто не понимает, если понимать не хочет. А ты что им сказала про меня и Тобиаса?

— Сказала, что Тобиас открыл новый вид лягушек и что о нем написали в «Сайенс джорнал».

— Когда папа про это рассказывал, я все время сомневалась, правда это или нет…

— Ай, дочь! Никогда нельзя сомневаться в том, что говорят мужчины. Они всегда неправы! Да мы все равно не знаем английского. К счастью, и деревенские тоже.

Мать легла подремать днем, и Канделария прибиралась на кухне, когда заметила, что люстра качается. Она бросилась из дома, уверенная, что это землетрясение. До этого она слышала, как деревянные столбы скрипят чуть больше обычного. На бегу некогда было смотреть на