Живое свидетельство - Алан Ислер
* * *
При первой же возможности я связался с Тимоти. Международная ассоциация литературных агентов, если бы таковая существовала, непременно предоставила бы ему все пикантные подробности краха Копса. Я хотел знать все сплетни. Стэн, герой порнопритона, знаменитый ученый, готовивший биографию члена Королевской академии Сирила Энтуисла, избивал жену! На продажах это, увы, могло сказаться только положительно. Меня раздирало желание узнать как можно больше.
Тимоти утверждал, что не знает ничего. Его агентство процветает благодаря тому, что занимается делом, а не сплетнями. Он обещал перезвонить. И выразил надежду, что спрашиваю я не из банального любопытства.
Я уверил его, что давно знаю и Стэна, и его жену Саскию, что мое беспокойство искренне, он «мой старинный близкий друг», и я не расспрашиваю их напрямую исключительно из деликатности.
Он ответил, что попытается навести справки.
То, что узнал Тимоти, противоречило рассказу Майрона. Да, у них были разногласия в семейной жизни, да, они на время разъехались, но это Саския напала на Стэна, это она поставила ему синяк под глаз, Саския била его по яйцам, Саския отвезла его в отделение скорой помощи Вестчестерской пресвитерианской больницы.
— Бедняга еще не оправился от пулевого ранения.
— Ни черта себе!
— Но это все предположительно, — аккуратно добавил Тимоти.
— Думаете, не то что они заигрались в сексуальные игры?
— В их-то возрасте? Робин, что за гадости!
До чего же жестоки даже те, кто не так уж и молод.
— Но теперь они снова вместе?
— Так мне сказали. Совсем как Гейбл и Ломбард[148]. —Тимоти был членом Клуба любителей старого кино, казначеем отделения в Парсонс-Грин.
— Ну, если что-то еще узнаете…
Но информация от Тимоти вряд ли была достовернее той, что предоставил Майрон.
* * *
На выходные я отправился в Дибблетуайт. Сирил позвонил, попросил срочно приехать. Сказал, что хочет мне что-то показать.
— И не расспрашивай, что именно, пащенок. Просто приезжай. Клер обещает испечь тебе пирог с крыжовником.
И он повесил трубку.
На самом деле пирог был яблочный, Клер вообще ничего не обещала, да и для крыжовника был не сезон, но ее яблочный пирог достоин всяческих похвал: тесто рассыпчатое, сладкое, но чуточку подсоленное, начинка из яблок с тростниковым сахаром нежнейшая. Я взял второй кусок, ничуть не меньше первого.
У Сирила же аппетита не было. Ел он мало, к яблочному пирогу даже не притронулся. Мне показалось, что он немного похудел, в глазах не было обычного блеска. Но мы с ним перед едой выпили чуть больше нужного «Макточиса», а затем Сирил прикончил одну бутылку «Папы Клемента» 2001 года, а мы с Клер на двоих — вторую.
— Сирил, ты на диете?
— У нашего старичка высокий холестерин, — сказала Клер и погладила его мозолистую руку. — Высокое давление, qui sait quoi[149]? Сам знаешь, лет ему сколько. Но мы, парочка стариков, держимся, пусть и не так молоды, как ты. — Она просительно улыбнулась.
Клер, естественно, намного моложе меня.
Сирил нахмурился, проворчал:
— Да хрен с ним со всем. Ем, что хочу. Просто не голоден.
Клер, многозначительно вскинув брови и вытянув губы трубочкой, дала мне понять, что здоровье Сирила мы обсудим потом, не в его присутствии.
На следующее утро, после завтрака, Сирил повел меня в один из сараев, где он хранил свои холсты. Прохладный воздух, носившийся над оврагами и ручьями, холмами и болотами, был напоен ароматами вереска и пушицы, полевых цветов, здоровья; благодаря ему тупо нывшая голова прошла. Я больше уже не мог после вечера с виски и вином на следующий день встать как ни в чем не бывало. Мы прошли по двору, заставленному причудливыми скульптурами, Сирил понаделал их много лет назад, приваривая друг к другу куски старых железяк. Низко в небе, почти над горизонтом собирались тучки. Ястреб, паривший над нашими головами, вдруг кинулся вниз, на каменистый склон, и тут же снова взмыл вверх, держа в когтях какую-то извивающуюся тварь, наверное, ужа.
Помню, когда-то этот сарай запирался обычным замком на цепочке. Это было во времена мамули, когда на дверях мелом были нарисованы воротца и Сирил играл со мной в крикет. Теперь все было по-другому. От сарая осталась лишь внешняя оболочка, а внутри было утепленное помещение без окон, где поддерживались постоянные температура и влажность. Вместо дверей теперь была одна стальная створка, отъезжавшая на роликах по команде с пульта, который Сирил вынул из кармана своего вельветового пиджака. Это могла быть сцена из «Бондианы», если бы только Кью[150] (разумеется, не 007) не забыл код.
— День рождения мамули, — сказал он. — Господи, я забыл дату.
— С чего бы это?
— Я тебе уже говорил, она была лучшей из всех. Я так вспоминаю ее, нашу жизнь вместе, все такое.
Я подсказал ему дату ее рождения, он дрожащими пальцами набрал цифры на пульте. Дверь с рычанием и лаем отъехала в сторону — точь-в-точь как злобный сторожевой пес.
— Не пугайся, это такая хитрость — звук записан.
И действительно, как только он зажег свет, все стихло.
Помещение было все белое, ярко освещенное. Слева и справа отсеки в два яруса, каждое для одного холста на подрамнике. На стене перед нами висел портрет, ради которого Сирил и вызвал меня в Дибблетуайт. Портрет Полли Копс. Почти такой же, как тот, что я видел в Коннектикуте, в доме брата Стэна — Джерома, супруга модели. Отличие одно: на Полли не было ничего, кроме нитки жемчуга. И книга на коленях не лежала. Но фон, направление света, мягкость тонов, поза, выражение отстраненного безразличия на лице — все было то же самое. Однако эта картина явно рассчитывала на эротический отклик зрителя. Невозможно было не почувствовать пульсацию желания, которое усугублялось не только тем, что ты с горечью осознавал безразличие модели, но и знал, что она давно мертва.
— Вот ты сморишь на нее, и что ты видишь? Аристократку, да? Даже голая она окутана аурой этой чертовой noblesse[151]. Слишком хороша для нас, прочих. — Сирил подошел к картине, уставился на кустистый лобок, сложил губы как для поцелуя и осторожно подул на пушинку, которая, взмыв в воздух, ровно на лобок и опустилась. Он усмехнулся. — Небось, тебе было интересно, чем я тут занимаюсь? Размышлял о Пигмалионе и Галатее? А я и подумал, что тебе захочется посмотреть на нее, раз уж ты повидал другую.
Метрах в четырех от
