Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес
Ангустиас Оливарес нельзя было назвать безгрешной, но ее это ничуть не волновало.
Зато вопрос грехов сильно волновал Фелиситас Оливарес. Ольвидо так часто рассуждала о рае и аде, что Фелиситас начала сомневаться в каждом своем поступке. Убить муху – это грех? Можно ли считать расточительством то, что она оставляет кран открытым, пока чистит зубы? Ведь расточительство тоже грех. Ольвидо явно не беспокоило, что Фелиситас может попасть в ад. Если бы ей пришлось гореть в адовом котле, она забрала бы внучку с собой. Поэтому даже когда стало ясно, что ни Бог, ни сатана не спешат забирать ее дух, она продолжила вынуждать Фелиситас врать и грешить.
– Niña, – умоляет внучку Ольвидо, – ты должна что-то сделать. Ты не можешь просто так уехать.
Фелиситас сердито смотрит на бабушку. Опять она зовет ее «деткой».
– Можно мне хоть немного побыть одной? Я все-таки в туалете, – раздраженно шепчет Фелиситас.
– Ты даже штаны не сняла и не подняла крышку унитаза.
– Послушай, я тоже не хочу уезжать, но что я могу сделать? Ничего. Мама любит повторять, что она моя мама. А я всего лишь дочь, которую она таскает за собой. То есть «таскает» она, конечно, не говорит, но именно так и есть, правда? И почему ты вообще хочешь, чтобы мы здесь остались? Разве ты не можешь побыть у своих соседей или что-то в этом роде? Ты им нравилась…
Фелиситас осекается. Конечно, Ольвидо знает, как к ней относились. После похорон не может не знать. Весь этот городок любил ее гораздо больше, чем собственная семья.
– Нет. Я не могу. Я хочу, чтобы вы остались, не потому что мне нужна компания. Но мы должны придумать, как мне перейти в иной мир. Поверь, я хочу этого больше, чем ты. Я не желаю здесь оставаться и слушать, как ты постоянно говоришь обо мне гадости.
На мгновение Фелиситас чувствует угрызения совести. Но тут ее бабушка снова открывает рот:
– Так, вот что мы сделаем: ты притворишься, что получила травму…
– Что? – Фелиситас говорит тихо, но надеется, что бабушка способна уловить в ее голосе недоумение и гнев.
– Не настоящую травму! Я же сказала – притворишься. Болезнь – это надежное оправдание, чтобы не делать того, чего ты делать не хочешь. Я научилась этому у твоей матери.
Фелиситас понимает, о чем речь. Во втором классе она притворилась, что у нее температура, чтобы пропустить первый учебный день. Ангустиас разрешила ей остаться дома и даже принесла пинту мороженого, вернувшись домой после работы, но когда они вдвоем молча ели ледяное лакомство, Ангустиас призналась. Она знала, что с Фелиситас все в порядке.
– Я разрешила тебе остаться, – объяснила Ангустиас, – чтобы ты побунтовала и выкинула все это из головы. Такое больше не повторится. Ты не сможешь снова мне соврать. У тебя и сегодня не получилось. Поверь, я знаю про все уловки. Однажды я выпила скисшее молоко, чтобы заболеть по-настоящему, лишь бы не сдавать экзамен по алгебре.
– Что такое алгебра?
– Если бы я понимала, то не стала бы пропускать тест, но не это главное. Главное – никогда не думай, что можешь меня обмануть. En lo que tú vas, yo ya fui y vine – куда бы ты ни пошла, я там уже побывала и вернулась.
– Но я никуда не собираюсь, – растерялась Фелиситас. – Я как раз никуда не хочу идти.
– Не в буквальном смысле, забудь. Ты умная. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я просто хочу, чтобы ты это помнила.
И Фелиситас действительно помнит, поэтому она сообщает бабушке, что ее идея не сработает.
– А ты попробуй, – настаивает Ольвидо. – Если мама поверит тебе настолько, что повезет в больницу, тогда сработает. У меня есть план. Я знаю…
– В больницу! У нас нет денег на больницу! Но если я попаду в больницу, разве врачи сразу не поймут, что я притворяюсь?
– Да, поймут, но я же сказала, у меня есть план. Я знаю кое-кого, кто может нам помочь.
– Нет! Неважно, куда мы с мамой уедем, я оттуда тебе помогу.
Ольвидо приподнимает бровь и внимательно смотрит на Фелиситас.
– Значит, ты сдалась? – спрашивает она с вызовом. – Ты готова просто так уехать. Но ты же сказала, что не хочешь уезжать? Почему?
– У меня есть свои причины, – отвечает Фелиситас, надеясь, что и без всяких объяснений Ольвидо сможет преодолеть барьеры, воздвигнутые вокруг ее сердца, и увидеть, что прячется внутри. Ей ведь не придется глубоко копать, чтобы понять: городок Грейс подарил Фелиситас то чувство, о котором она даже не подозревала, – настоящую надежду.
Теперь она представляет, как будет ходить в начальную школу Грейс, пока не окончит пятый класс, как сдружится с Эстелой и Густаво, станет постоянным посетителем библиотеки и откроет для себя другие интересные места. Может быть, Эмилио поймет, какие книги ей нравятся, и будет откладывать их без ее просьбы. Может быть, Эстела и Густаво познакомят ее с другими ребятами, и у нее будет не два друга, а больше, пара влюбленностей и даже постоянный парень.
Она будет ездить в Мексику. Подтянет испанский. Она станет ощущать себя своей. Раньше у нее никогда не было такой возможности, потому что мама предпочитала жить в городах, где они оказывались меньшинством, выделялись среди других. Возможно, Ангустиас избегала мест, близких к границе и так или иначе напоминающих о ее родном доме, или же ее просто не беспокоило отсутствие близкого общения. Сейчас это уже неважно. Теперь Фелиситас знает, что она не обязана везде чувствовать себя чужой. Она может спокойно существовать среди людей самых разных оттенков кожи. Ее голос может сливаться с голосами других, свободно переходя с английского на испанский и создавая новые слова. У нее будут друзья, которым знаком латиноамериканский поп, и вместе с ними она откроет для себя новую музыку, новые фильмы и попробует новые блюда. Возможно, они поймут, почему она не чувствовала связи с Ольвидо, хотя бы отчасти. Они поймут, как неприятно слышать: «Разве твоя мама не учила тебя испанскому?» – когда она не понимает ни слова или у нее внезапно появляется акцент. «Ты не виновата, – скажут они. – Она могла бы сама научить тебя. Она могла бы растить тебя в Мексике, если бы там осталась».
