Цепи меланхолии - Линда Сауле
Вдруг Чад уперся в стену. Ни щели, ни выступа. Крикнул в одну сторону – голос улетел в пустоту, в другую – то же самое. Это была развилка, два рукава, убегающие прочь в темноту. Чад замер и прислушался. Чем заканчиваются эти коридоры? И там и там сплошная тьма. Наугад он выбрал правый рукав и, пройдя несколько метров, понял, что тот снова раздваивался, уже на более узкие туннели. Не хватало еще застрять здесь на несколько часов, блуждая в сыром неприветливом подземелье!
Он повертел головой, настраивая слуховые и обонятельные рецепторы. Ни огонька, ни шороха – мрачная затаенная глушь. Чад решил все-таки пойти назад и вернуться к первой развилке. Там он прошел по левому направлению, оно оказалось еще более непредсказуемым: уходило под углом вниз и расчленялось на три лаза, еще более узких, чем предыдущие. Чад решил не искушать судьбу. Ему не угадать, в какой коридор прошмыгнул неведомый беглец. Лучшим вариантом будет вернуться в другой раз, когда у него в запасе будет время и хоть какие-то ориентиры. До той поры он не должен обнаруживать ни себя, ни того факта, что ему известно о наличии тайных туннелей Бетлема.
Чад попятился, а потом развернулся и вскоре вылез через ту же спрятанную под картиной дверь. В галерее все было по-прежнему – тихий шорох часовой стрелки, замершие статуи, пестрые картины и горы хлама, сваленного по углам. Он подошел к окну – на улице вовсю бушевала гроза. Ветер хлестал по стеклу, заставляя его жалостливо дребезжать, то и дело сверкали молнии.
Еще раз обойдя галерею по кругу, Чад решил переждать до утра в старом пыльном кресле, надеясь, что рассвет разбудит его до того, как сюда кто-нибудь заявится.
Утром, едва открыв глаза, он вскочил на ноги. Буря уже утихла, сквозь нанос сорванных листьев и мелких ветвей в окно пробивался ласкающий луч утреннего солнца. Кто-то прошел по улице – на счастье Чада, мимо. Схватив пальто, он выскочил наружу и быстро зашагал в сторону общежития, но так и не дошел до него, заметив, что у подъезда одного из корпусов стоит полицейская машина. Он прибавил шагу и увидел Фила, который угрюмо курил у входа.
– Это Мэри, – сказал он, когда Чад подошел ближе с немым вопросом. – Вечером у нее случился приступ. Она выпрыгнула из окна.
Глава 8
Я страдаю – и не знаю почему[27].
Эдгар Аллан По, «Письма»
Все утро Чад не мог отделаться от гнетущего чувства, вызванного новостью о Мэри. Фил едва успел рассказать, что произошло, как его срочно вызвали. Чад узнал лишь то, что в ночь грозы Мэри удалось подняться в мансарду. Как она смогла это провернуть, Фил не знал, однако она сумела попасть внутрь, открыть окно и выпрыгнуть с четвертого этажа. По счастью, Мэри осталась жива, но она получила множество травм и жизнь ее находилась под угрозой. Фил отказался называть госпиталь, в которой транспортировали Мэри, и был крайне удручен трагическими обстоятельствами этой ночи, ожидая долгих разбирательств и выговоров. Но Чада все это мало волновало. Он ощущал лишь острую нужду оказаться в одиночестве. Она была вызвана невыразимым страхом, который сковал его в ту самую минуту, когда он услышал шокирующую новость. И, помноженный на его собственные тревоги, этот страх теперь заполнил Чада и вот-вот грозился перевалить через край.
Он медленно брел в общежитие и еще издали заметил фигуру, которая показалась ему знакомой. Чад с неудовольствием узнал в ней Аманду. Ему сейчас было вовсе не до нее. Но она выглядела воодушевленной и бросилась Чаду на шею, как только он подошел ближе.
– Ну и дела! – воскликнула Аманда. – Ты уже успел с кем-то подраться? – Она сделала попытку прикоснуться к его щеке, на которой все еще красовалась красноречивая отметина, оставленная ногтями Мэри. Чад удрученно отвел лицо. – Ну и ладно. – Аманда с интересом оглянулась по сторонам. – Я и не знала, что Бетлем внутри такой… – Она помолчала, подыскивая подходящее слово. – Приветливый.
– Приветливый? – нахмурился Чад и тоже посмотрел вокруг. На траве валялись сорванные бурей ветви, придававшие лужайке неопрятный, больной вид. В свете пугающих новостей ее пестрая зелень показалась Чаду зловещей.
– У меня есть пара новостей, и я подумала, тебе не мешает узнать их. Надеюсь, ты не против, что я заявилась без приглашения, но я хотела удостовериться лично, что ты освоился.
Они пошли по дорожке.
– Как твои успехи? – спросил Чад.
– Все в порядке. Шейн согласился на мое предложение. Я была в академии, познакомилась с Торпом, он показался мне приятным – странно, что ты настроен против него. Он сказал, что я сделала правильный выбор и что Шейн – тот счастливый лотерейный билет, с которого может начаться моя карьера. Знаешь, он и о тебе говорил, но мне показалось, он удручен тем, что ты не слушаешь его советов. Торп желает тебе добра, просто не знает, с какой стороны к тебе подступиться. Позвал нас с Шейном в паб, сказал, что мы теперь должны держаться друг друга, что если я буду верить в своего протеже, то в него поверит и весь мир.
Чад слушал Аманду, рассматривая ее возбужденное лицо, и не мог отделаться от раздражения.
– Торп психует, что ты не отвечаешь на его звонки, – беззаботно продолжала она. – Я потому и приехала, чтобы предупредить: твои дела идут не очень хорошо, Торп сказал, что, если ты не объявишься в течение недели, он не допустит тебя до финальной выставки.
– Это вряд ли.
– С чего ты так уверен?
– Такое случается не впервые.
– На этот раз дело серьезное. Работа должна высохнуть, не забывай и про промежуточный осмотр, а ведь она даже не написана! Тебя могут лишить участия в выставке, и тогда все жертвы окажутся напрасными.
– Я получил его сообщения, медсестры передали мне, что он звонил. Но я не хочу говорить с ним, он снова начнет читать мне нотации, к тому же будет расспрашивать про Оскара, а я не могу говорить о нем при посторонних. Если увидишь Торпа,
