У смерти твоё имя - Диана Аркадная
– Тогда моей целью было, чтобы посетители чувствовали себя расслабленно, – отвечает мужчина после недолгого молчания и, отставив контейнер на стол, смачивает под краном тканевую салфетку.
– Разве сейчас другое? Сделать так, чтобы человек доверился и ослабил бдительность в вашем присутствии. Выложил все как на духу. – Она зачем-то расправляет складки на перекосившемся сарафане, хотя вряд ли это сейчас сделало бы ее внешний вид приемлемее. Рядом с ним ее молчаливость куда-то пропадала, хотелось говорить, только бы заполнить неуютную паузу между ними, полную недосказанности.
Гаврилов аккуратно прикладывает холодную влажную ткань к ее скуле и лбу. Губа саднит, а затылок невыносимо ноет.
«Все-таки кровь», – думает Сабина, старательно отвлекая себя от желания прикрыть веки. Мужчина открывает контейнер, оказавшийся аптечкой, и принимается обрабатывать пострадавшие места. Кожу сразу начинает сильно жечь, но девушка почти не обращает на это внимания. Вместо этого она неотрывно следит за каждым движением Александра, сама не зная для чего – до того неразборчивы ее чувства в этот момент. Откуда эта забота, хотя он явно настроен против нее? В его лице ни капли приязни, только настороженность, сдавившая рот и пролегшая глубокой морщиной на переносице. Сабине он кажется даже разозленным. Девушка чувствует колкий удар иррациональной обиды, расплывающейся мутным пятном перед глазами. Она быстро смаргивает подступившие слезы. Визит в больницу и случившееся в коридоре выбили ее из равновесия, тщательно собранного из разлетевшихся кусочков страха, который дал о себе забыть в череде спокойных дней в поместье.
– Я написал тебе приехать два дня назад. – Закончив манипуляции, Гаврилов отходит, занимая место за столом в центре и меря ее взглядом.
– Я предупреждала, что там плохо со связью, – напряженно отвечает Сабина. – Почему вы хотели меня видеть?
Мужчина кладет оба локтя на стол перед собой, опускает на сцепленные в замок ладони подбородок и не мигая смотрит на девушку. Она тоже скрещивает пальцы и обхватывает ими стиснутые колени. Ненадолго в комнате повисает молчание. Слова Александра разбивают его, лопают, как выстрел – хрупкое стекло:
– Тебе есть что мне рассказать? – Их взгляды живут своей жизнью, перешептываются о потаенных мыслях, но голос разума слишком громок, чтобы дать их услышать. Сабина чувствует какую-то глубинную усталость и, когда мужчина продолжает, на несколько секунд прикрывает глаза в поиске передышки. – Не спросишь, почему Ланской кинулся на тебя с кулаками?
– Он не выглядел как человек в здравом состоянии рассудка. – Она тянется рукой ко лбу, где продолжает саднить, но останавливает движение у самой ранки. Конечно, поведение Андрея ее обескуражило. О чем же он говорил? Кажется, о том, что она, Сабина, что-то сделала.
– Думаю, он считал себя в своем праве.
– Что вы имеете в виду?
– Он говорит, что нашел свидетельницу, которая проходила стационарное лечение во время убийства Царевой Марии. С нами та три месяца назад ничем полезным не поделилась, но парень утверждает, что женщина призналась ему, якобы видела, как именно ты уродовала тело.
Будто пыльный мешок ударяет ее по голове. Девушка молчит и не мигая смотрит на следователя. Ее руки вновь беспокойно елозят по коленям, пока не соединяются в замок. Вспоминается пациентка, просившая воду.
– Я… – начинает она, но умолкает. Все слова покидают ее, оставляя гулкую пустоту в мыслях, пытающихся собраться воедино. Изнутри поднимается мутная взвесь паники. Что могла увидеть та пациентка, если бы решила подглядеть за ней? Ее, склонившуюся над окровавленным телом, и торопливые движения ее рук. Паршивая картина, если призадуматься. Если бы она выдала такое на допросе в ночь убийства, Сабину могли допрашивать уже не как свидетельницу. Наверное, женщина испугалась, а время спустя почувствовала смелость… Что будет, если теперь она разболтает свои россказни еще кому-то? Да Сабину просто линчуют и разбираться не станут. Поведение Андрея больше не кажется безрассудным.
Гаврилов тем временем продолжает куда более мягким тоном:
– Ты что-то сделала?
Его вопрос звучит эхом полного ярости крика Андрея, оставшимся там, в коридоре.
– Заметь, пока – только пока – это неофициальная беседа. Но если ты продолжишь скрывать от меня то, что касается убийства, все изменится очень быстро. И тебе это совсем не понравится.
Будь это официальным допросом, она не проронила бы ни слова, и Гаврилов это понимает. Последние его слова заставляют Сабину поднять на него свой взгляд. Он подозревает ее, без сомнений. И не изменит своего отношения, промолчи она или сознайся. Так есть ли разница?
Тяжесть давит на затылок и душным одеялом опускается на плечи. Веки тянет вниз, и Сабина чувствует себя еще более усталой. Какое-то безразличие окутывает утомленный сегодняшним днем разум, и она тихо произносит:
– Там была еще одна надпись. Не вырезанная, просто нарисованная кровью. Я ее стерла.
– Что за надпись? – Александр напряженно вглядывается в ее лицо, ожидая продолжения.
Изрезанная плоть, кукольные глаза, неподвижно замершие на искаженном смертью лице. Нож с причудливой рукоятью как продолжение тела, такой же мертвый и холодный.
Буквы, вычерченные изящным курсивом.
Образ, рожденный памятью, на мгновение останавливает дыхание. Девушка заставляет себя втянуть воздух сквозь сжатое спазмом горло и медленно выдохнуть.
– Мое имя.
В комнате воцаряется тишина, и слышны только звуки внешнего мира, шорох проезжающих на улице автомобилей, чьи-то голоса. Сабина наблюдает за собеседником, погруженным в размышления, и голова ее в этот момент свободна от мыслей. Она не хочет продолжать вспоминать.
– Зачем? Стерла.
Девушка тоже молчит перед ответом, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы описать весь сумбур, творившийся тогда у нее внутри.
– Вы знаете, что обо мне пишут сейчас? – Она дергает здоровым уголком рта в невеселой усмешке. – Мою квартиру подожгли не так давно, и для этого хватило обычных домыслов вкупе с моим прошлым. Что было бы, оставь я все как есть, если это в итоге просочилось бы в прессу? Как быстро меня записали бы в виновные? – Сабина переводит взгляд за окно, наблюдая за тем, как порывы ветра отрывают от виднеющейся ветки дерева ослабевшие листья и бросают их о стекло. – Не имело бы никакого значения, что является правдой. Людям для ненависти порой достаточно одной искры. Стоит кому-то заронить сомнение – и вот уже десятки, сотни его поддерживают. И определенно нашлись бы те, кто захотел, как говорится, сорвать хайп, получить тысячи просмотров за счет громкой новости в Сети. Признаюсь, про ваших коллег у меня были те же мысли. Вот что
