Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский
 
                
                — Вот только сахарку чуть-чуть, лейтенант, — виновато улыбнулся он.
— Ничего, — Валерий взял кружку и, подув на кипяток, обвел глазами сидящих за столом военных и человека в гражданской одежде. Все военные были ему незнакомы, он недавно прибыл в часть по особому заданию. Но вот гражданский… Цепкая зрительная память насторожила Валерия, и мозг его стал лихорадочно высвечивать в памяти лица, с которыми ему приходилось встречаться в жизни.
— А вот герой, товарищ Уразьев, — кивнул Санько кивнул в сторону Спири. — Прошу любить и жаловать… Расправился с немцами, поймал полицая, и мы подумали; он вас, этот полицай, заинтересует, потому и позвали, несмотря на то, что поздновато…
— Спасибо, — тихо ответил Демин.
Услышав фамилию Уразьев, он вздрогнул и рука сама скользнула к кобуре с пистолетом. Однако Валерий сдержал себя, оружия не достал.
— Спиридон! — поднял голову лейтенант. — Спиря! Уразьев!
Спиря, казалось, этого только и ждал.
— О, Валера! — воскликнул он, и от неожиданности в груди его что-то больно отозвалось. — Демин!.. Сосед мой по хутору, — обратился он к Санько.
— Ну и ну! — удивился старший лейтенант. — Вот так оказия!
— По хутору Выселки, — уточнил Валерий и после небольшой паузы обратился к Спире: — Ну, рассказывай…
— Да что рассказывать, лейтенант, по такому случаю нужна бутылка… Дьяков, подумай, — многозначительно взглянул на рядового старший лейтенант.
— Не спешите, старшой…
— Ну что вы, лейтенант, у меня Дьяков такой… Из-под земли достанет!
— Потом, потом, — сердито отмахнулся Демин, не сводя глаз с Уразьева. — Ну?
— Что рассказывать, сам все знаешь, — уклонился Спиря от разговора.
— Ну, про то, как ты из тюрьмы бежал?
У Санько и собравшихся в хате вытянулись лица — дружное и веселое чаепитие принимало совсем неожиданный поворот.
— Я… сбежал?! — всплеснул руками Спиря. — Это тюрьма от меня сбежала… врассыпную!.. Как только немцы подошли к городу, все разбежались. … Не мог же я в камере дожидаться фрицев! Но в тюрьму я — хоть сию минуту, срок свой досижу по закону, о чем даже прошу…
— В штрафной батальон не хочешь? — язвительно спросил Санько.
— Хоть сегодня, хоть сейчас, хоть сию минуту!..
— Так говоришь, все разбежались? — Валерий внимательно смотрел прямо в глаза Спири, тот не отворачивался, не моргал, хотел казаться спокойным, равнодушным.
— Моментально, как только…
— И конвоир Потапов… разбежался?
— Ка… какой Потапов? — вдруг изменился в лице Спиря.
— А тот, которого ты убил, чтобы сбежать… При эвакуации заключенных.
— Не знаю никакого Потапова… Все это че… чепуха!
— И подожженный мой дом на хуторе — тоже чепуха?
— Это не я… это Злобенко….он! — стал было оправдываться Спиря, но вдруг прикусил язык, поняв, что проговорился: а вдруг приведут Злобенко и тогда… Спиря попытался подняться.
— Сидеть! — стукнул по столу кулаком Демин. — Сидеть, Уразьев! Фашистский прихвостень!
У Спири помутилось в глазах, он понял — это конец.
— А-а-а, сволочь, всю жизнь ты меня! — яростно, во все горло закричал он, вскакивая с места и выхватывая из кармана пистолет. — Убью!
Сидящие рядом за столом шарахнулись в стороны. Однако выстрелить Спиря не успел. Стоявший у двери Дьяков быстро поднял карабин в боевое положение и в мгновенье ока нажал на спусковой крючок… Спиря охнул, выронил из рук пистолет и свалился головой на край стола.
— Ты зря, — обернулся Валерий к Дьякову.
— Так он вас бы, — оправдывал свой поступок красноармеец.
— Мне бы его допросить… Ну, ладно, спасибо тебе, Дьяков, ты правильно сделал… Этой мрази нет места на земле.
— Убрать его к черту! Вон его из хаты! — приказал Санько. — Такой вечер испортил гад!
На допросе Злобенко признался во всем, и его приговорили к высшей мере наказания.
XII
Кроме газет и слухов, других источников информации в Нагорном не было. Из них люди узнавали самые последние новости.
— Дали наши фашистам на Волге и в хвост, и в гриву! — Митька показывал «Правду» собравшимся вокруг него мужикам и ребятам. — Самого Паулюса… Ну, самого главного генерала, в плен взяли… Немцы по Берлину пять дней и ночей с черными флагами ходили, горевали, стало быть… Это у них трауром называется.
Мой Санька в сторону Сталинграда был, — вздохнул Афанасий Фомич. — перед самыми немцами треугольник присылал, там и намекал об пом… Жив ли сынок. Бог его знает! — В Нагорное похоронка на Александра Званцова еще не приходила.
— А какие нынче солдаты! — восхищался Митька. — Такие… бодрые, уверенные, не сравнить с теми, которые тогда, помните, летом драпали. — погоны, звездочки…
— Так в старой армии было. — словно бы обрадовался Афанасий Фомич. — и я на плечах носил погоны… А как же!
— Это традиции русской армии, дядя Афанасий, — вставил свое Тихон и глубокомысленно добавил: — Без традиций никак!.. Погоны — это внешняя атрибутика, главное — традиция, то есть бить врагов и гнать их в три шеи с нашей земли.
Из газет в селе узнали, что после Сталинграда Красная Армия изгнала фашистов с Северного Кавказа, а соединения Воронежского и Юго-Западного фронтов осуществили успешное наступление на Верхнем Дону и уже к исходу января 15-й танковый корпус 3-й танковой армии генерал-лейтенанта Рыбалко и 305-я стрелковая дивизия 4-й армии генерал-майора Москаленко завершили окружение 2-й венгерской армии, 8-го итальянского альпийского и 24-го немецкого танкового корпусов, а также войсковой группы «Кремер» — всего тринадцать дивизий в районе Алексеевки, с окраины которой в бинокль хорошо можно было увидеть Нагорное с церковью, похожей на плывущего по белой равнине белого лебедя.
К сожалению для Виктора, мечтавшего побывать в родных местах, а кто из солдат тогда не мечтал о такой счастливой случайности, 60-я армия генерала Черняховского вела бои в районе Касторного, находящегося далековато от Красноконска. «В самоволку отсюда не побежишь», — подумал Виктор и вспомнил брата Александра, которому удалось побывать в Нагорном, когда его войсковая часть располагалась недалеко.
Небольшая деревенька, каких множество в центральной России, буквально утопала в глубоких сугробах, которые все выше и выше наметала колючая поземка, свивавшая на дорогах спирали, похожие на далекие галактики, и зло кидалась в лицо путника, слепила глаза. В деревушку накануне вошел стрелковый полк подполковника Выходцева, в составе которого была и батарея старшего лейтенанта Герасимова. Поскольку в деревне хат с побеленными стенами, подслеповатыми окнами и пышными снежными шапками на крышах было маловато, то в каждую хату, согреваясь от холода, набивалось по десятку и более красноармейцев. Осташенков как заядлый квартирмейстер, проворный и предусмотрительный, постарался занять для своего
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





