На закате - Хван Согён
— Он как хотел: взять землю, где были дома, построить здание по вашему проекту и открыть культурный фонд.
Я усмехнулся про себя, но ответил серьезно:
— Придет в себя, вот тогда и подумаем.
Сын Пёнгу, который управлял компанией отца в Сеуле, тут же смекнул, что разговор неуместен. Пока мы ужинали, он несколько раз выходил, чтобы ответить на телефонные звонки, и было слышно, как он на повышенных тонах отдает распоряжения. Он говорил, что якобы его волнует состояние маленьких городков, типа Ёнсана, где никто не хотел больше жить. Мол, повсюду в округе стоят дома, где в лучшем случае живут одинокие старики, а то и вовсе никто. Желая показаться хорошо осведомленным, он важно произнес: «Молодое зерно здесь давным-давно засохло». И в общем-то это было недалеко от истины: вот взять хотя бы меня или сына Пёнгу — такие, как мы, в подобных местах бывают хорошо если пару раз в год.
Уже смеркалось, когда я зашел в мотель, который отыскал для меня сын Пёнгу. Тут все было оборудовано по последнему слову техники — камеры наблюдения по обеим сторонам коридора, в номере все необходимое: от освещения на пульте управления до телевизора и кондиционера. В незнакомом месте заснуть не получалось. Ворча, зачем было в деревне устанавливать фонари на каждом углу, я тщательно задернул шторы, чтобы из окон в комнату не проникал свет.
Проснулся я непривычно рано. Электронные часы, стоявшие на поблескивавшем в темноте столике, показывали семь десять утра. Я с юности любил поспать подольше. В отличие от обычных офисов, в строительных компаниях, где я работал, каждый делал свои дела по заранее подготовленному плану, и никаких съедающих время творческих инициатив не требовалось. А когда я стал управляющим, то вообще бывал на работе в дневное время два-три раза в неделю: приходил после десяти утра и, если не было важных дел, быстро уходил. Всю жизнь я работал по ночам и привык приниматься за дела только вечером, когда все коллеги уходили домой.
Несмотря на раннее утро, мне не удалось вдоволь поваляться в постели. Мотель стоял на дороге, рядом с остановкой междугородних автобусов. Деревенские жители были всё такими же работящими, как и раньше. На остановке уже стояли многочисленные такси и толпились люди. Ворча, на кой местным столько машин, я побрел на главную улицу. По обеим ее сторонам выросли дома в два-три этажа, сменив низенькие лавчонки. Сама дорога осталась, но заметно расширилась.
Повернув на перекрестке направо, я стал подниматься по дороге вверх, прошел мимо здания администрации и Дома культуры и огляделся в поисках соснового бора, который должен был начинаться где-то здесь. Там, где раньше был переулок, теперь тянулась мощеная дорога. Не было больше длинных каменных изгородей по обеим сторонам улицы. Вдоль дороги выстроились все те же двух-трехэтажные дома правильной квадратной формы. Разглядев очертания горы позади городка, я взял левее. Поднимаясь дальше, я наткнулся на бетонную крышку водостока и понял, что иду правильно. Раньше тут бежал небольшой ручей. Отец частенько падал в него, возвращаясь домой навеселе. А я ловил тут лягушек.
В поле виднелась пара домиков. Нашего дома не было. Пятнадцать лет назад кто-то еще жил в нем, но, похоже, что по мере того, как он ветшал, его забросили, а потом и вовсе сломали. Я вспомнил про толстенный вяз, что рос во дворе у Пёнгу. Вяза тоже не было. Его срубили, и от него остался только трухлявый пень, заросший грибами. К тому месту, где раньше стоял дом Пёнгу, аккуратными широкими полосами тянулись прикрытые черным полиэтиленом грядки с перцем. Лес на пригорке стал гуще и потемнел.
Процветающий вид городка резко контрастировал с пустотой на улицах. Похожие на коробки дома, мотель, торговый центр выросли там, где почти не было людей. Зовущий к ужину дымок не поднимался больше над низкими крышами. Вид, который открывался с пригорка, был настолько типичным, что город можно было спутать с любым другим в стране. Иногда казалось даже, что находишься где-то в пригороде Сеула. Будто бы ни меня, ни Горелого батата, ни умерших уже отца и матери, ни нашего городка — ничего этого никогда и не существовало на земле.
На выходных из Америки позвонила дочка. Неторопливо рассказала, как они провели прошедший месяц. Она была моим единственным ребенком. Окончила медицинский институт, устроилась работать в больницу и вышла замуж за американца, преподавателя университета. Уехав на стажировку и создав в США семью, она с легкостью стала там своей. Стоило ей обосноваться в Штатах, жена стала ездить туда-сюда, а в последние несколько лет жила там все время, как будто и не собиралась возвращаться обратно. Почти все родственники жены тоже переехали в Америку, наша семейная жизнь лет десять как трещала по швам, а в последнее время совсем разладилась, кажется, уже с концами. Дочка рассказала, что жена переехала в новую квартиру. Рассказала про новоселье, которое она отпраздновала с семьей дочери и своими сестрами. «Как себя чувствуешь? Мама просила передать, чтобы ты не забывал пить таблетки от давления». Ну, раз переехала поближе к дочери, стало быть, возвращаться и не думает.
Впервые за долгое время захотелось курить, и я стал шарить по комнате в поисках сигарет. Работая над чертежами, я иногда делал паузу, чтобы покурить, и где-то у меня хранилась для таких случаев красная пачка «Мальборо» — куда подевалась? Зажигалка нашлась рядом с настольной лампой, а в ящиках стола, где я стал искать сигареты, ничего не оказалось, и я открыл шкаф, чтобы проверить, нет ли их в карманах костюма. Сквозь ткань я почувствовал пачку и, засунув в карман руку, на ощупь достал ее, как вдруг что-то еще упало на пол. У моих ног лежали две визитки и листок бумаги. Первая визитка от одного знакомого из мэрии, вторая от какого-то журналиста, а что за записка… Я положил ее на стол, взял
