Сестры Шред - Бетси Лернер
Я говорила себе, что это ненадолго – словно я хотела, чтобы эта идиллия поскорее кончилась – и от этого мучилась угрызениями совести. Я не желала делать ставку против Олли, но и на нее ставить тоже не могла. Если уж говорить о здоровье – ей совсем другие лекарства прописывали. Но она их не принимала. Мать теперь тоже с головой погрузилась в медитации и всякие снадобья, которые Олли готовила из имбиря, куркумы и зверобоя.
Мама стала читать книги по китайской медицине. «В ней есть глубокий смысл», – говорила она с убежденностью новообращенной, обвиняя западных врачей в зашоренности.
Пожив так с месяц, Олли разыскала в некогда процветавшей, а ныне захудалой части Нью-Хейвена какую-то закрытую пекарню и потащила туда маму.
– У этого заведения есть потенциал, – признала мама.
Они сходили туда еще раз, и Олли уговорила маму позвонить риелтору.
– Он рассказал мне историю этого заведения; когда-то это была лучшая итальянская пекарня в Нью-Хейвене, – с гордостью рассказывала она, и я уже видела тронувшийся с вокзала паровоз, в топку которого Олли подкидывает лопаты масштабных идей. В планах у Олли была реконструкция пекарни, которую она собиралась назвать «Тесто», что, по мнению наших родителей (папа уже был в деле), было невероятно умно; мама, в свою очередь, искала подходящую мебель.
Папе было проще выписать чек, чем вникать в детали. Он был занят посыланием мячиков для гольфа в горизонт Флориды и последующим подкреплением организма острой «Кровавой Мери». Во время нашего еженедельного телефонного разговора я намекнула ему, что пекарня, кажется, чересчур амбициозный проект. Я надеялась, что он согласится, но папа решил, что это многообещающая идея и потенциально выгодное вложение средств. К тому же Анита случайно обнаружила в их местном «Пабликсе»[19] хлеб на закваске.
– Это трудно назвать полноценным маркетинговым исследованием, – возразила я.
– Твоя сестра должна попробовать. У нее хорошо получается. – Папе очень хотелось верить, что Олли начинает новую жизнь. Чтобы еще больше убедить себя, он добавил: – Она прирожденный продавец.
«Ни хрена себе, Шред».
Через четыре месяца Олли смылась, прихватив с собой присланные отцом семьдесят тысяч долларов. Мать была разорена. Она неплохо вложилась: выбрала плитку и светильники, заказала в Вермонте пятидесятифунтовые пакеты муки ручного помола, а в Бронксе – красно-белый шпагат для выпечки и фартуки с розовой вышивкой «Тесто». Маме пришлось разбираться с помещением, землевладельцем и оборудованием, которое нужно было вернуть или продать. Ей пришлось аннулировать лицензии, страховку, отменить инспекцию департамента здравоохранения и выставить на аукцион новенькие шкафы. Розовая неоновая вывеска «Тесто» витиеватыми буквами возврату не подлежала. Мама в приступе гнева хотела ее выбросить, но я спрятала вывеску в дальний угол шкафа. После ухода Олли мама выкинула все ее порошки и капсулы, коврики для йоги и крафтовые гималайские поющие чаши.
«Как она могла так поступить с нами? Как она могла так поступить с мамой?» Долгое время я была убеждена, что Олли виновата во всех бедах нашей семьи. Иногда я ловила себя на обращенных к ней мысленных монологах. Она мерещилась мне повсюду: на платформе метро, в очереди в кино или на уличном перекрестке. Когда женщина со светлыми локонами, как у Олли, заходила в лифт, я ждала следующего. Однажды в продуктовом магазине я наблюдала, как точная копия Олли донимает продавца за то, что тот ошибся сортом «Мальборо»; голос был так похож на Олли, что я остолбенела. Когда девушка вышла на улицу, я продолжила следить за ней: она пыталась прикурить сигарету, бросая на землю спичку за спичкой. Когда она наконец прикурила, то затянулась так глубоко, что ее, казалось, до самой души пробрало.
Бывало, что я неделями повсюду видела Олли, а потом по нескольку дней вообще о ней не вспоминала.
После исчезновения сестры я призналась матери, что ищу работу и никак не найду. Она уговорила меня записаться на прием к консультанту по вопросам карьеры Рене Адлер, с которой она познакомилась во время одного из своих бридж-круизов.
Вся мебель в кабинете Рены была в скандинавском стиле. Еще там стояли два огромных фикуса, а на залитом солнцем окне сияла хрустальная подвеска, отбрасывавшая на стены радужные зайчики. На стене висели два диплома в рамках. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это просто сертификаты, один от Учебного центра, а другой от EST, модного курса самоактуализации.
Сама Рена была точной копией моей матери, с той разницей, что она энергично взяла судьбу в свои руки, посетив семинары EST: «Эти два выходных изменили мою жизнь». Рена с гордостью сообщила, что смогла сбросить свою «маску» и «встретиться лицом к лицу» с самой собой. Кроме того, она влюбилась в одного из ведущих, ушла от мужа, нашла квартиру в Кипс-Бэй и выучилась на лайф-коуча.
Рена засы́пала меня вопросами: образование, хобби, цели. Какие у меня сильные и слабые стороны? Уверенно ли я чувствую себя, выступая перед людьми? Умею ли я решать проблемы, умею ли работать в команде? Затем она пообещала «проанализировать данные» и пригласила прийти еще раз через неделю.
– Волшебной палочки у меня нет, придется потрудиться, – предупредила она, вручая мне брошюру EST (на случай, если я буду готова к личной трансформации). На полке, с которой она взяла книжку, их стояло множество, корешки были аккуратно подобраны по цветам радуги. Книжка за авторством Ричарда Нельсона Боллза называлась «Какого цвета твой парашют?». – Это наша Библия. Бесплатно!
Мать оставила мне четыре сообщения на автоответчике. Она хотела знать все о сеансе с Реной, а кроме того, спешила поведать мне, что познакомилась с одним человеком. Оказалось, это ее сосед, вдовец Сид Готфрид. Они случайно встретились, когда выносили мусор, и Сид поприветствовал ее, помахав рукой.
– Я пригласила его на чашечку кофе, а теперь мы идем в кино! – радостно сообщила мама.
– Мама, это замечательно.
– Я же говорю, тебе надо встряхнуться!
В тот же вечер я взялась за книжку, которой так восхищалась Рена. Брошюрка была составлена из устаревших иллюстраций и банальных советов, но я невольно включилась в предлагаемую игру как повод в
