Рассвет сменяет тьму. Книга третья: Идущая навстречу свету - Николай Ильинский

— Что ж тут не понять, — дернул правым плечом Владимир Николаевич.

— Кроме обычной пьяни, там бывает немало и другой дряни… Той, которая нас интересует… Иди туда, возьми бокал пивка, потягивай помаленьку и не столько приглядывайся, сколько прислушивайся… Посмотришь потом… А деньги цени… Сволочи! — вдруг скрипнул зубами майор, отчего Кривичский опять вздрогнул. — Сволочи! — повторил он. — Мы на дело лишнюю копейку боимся потратить, а в Лидском районе банда Армии Краевой ограбила почтовое отделение и захватила двадцать четыре тысячи рублей… Ну, что скажешь?… Ага, плечами пожимаешь!.. Кстати, в Лидском и Щучинском районах творят свои кровавые злодеяния бандиты так называемого округа 49/67. Командует им поручик Армии Краевой Адам Радзивончик, вместо уничтоженного подпоручика Заенчковского. Этот подпоручик имел подпольную кличку Рагнер, а Радзивончик имеет псевдоним Олех.

— На что надеется этот Олех? — развел руками Кривичский. — Не понимаю!..

— На скорую войну между СССР с Америкой и Англией, — сказал майор Стриж. — В этой войне обязательно, по их мнению, победит Запад, и Польша будет восстановлена в границах 1939 года… А пока и Америку, и Англию надо подстрекать, показывать, что в Западной Белоруссии не все признают советскую власть…

— Ясно…

— Однако нам не все ясно… Есть косвенные доказательства… только косвенные, что от у Олеха в Гродно есть свои люди… Где они?… Да наверно, всюду и уж точно мимо пьяного угла не пройдут… Вот ты пей пиво и слушай… Полковник Пыко сказал, чтобы ты не торопился, но и… не спал…

— Да я что, не партизан?…

— Партизан, Володя, это хорошо, но лучше будь подпольщиком…

Иногда у Кривичского прибавлялось работы. Внезапно с дружеским визитом в Гродно прибыла группа представителей польских молодежных организаций. В городском парке с новой силой зазвучала популярная песня Эдиты Пьехи «Тиха вода бжеги рве», и молодые поляки были ошеломлены: оказывается, в Советской стране поют песни на польском языке! И некоторые «друзья», прибывшие из Польши, вдруг заговорили о совместной истории польского и белорусского народов, о восточных кресах, и на этой волне вдруг всплыли притихшие было националистические элементы. Пришлось милиции города «повоевать» с ними, успокоить. Участвовал в этом и Кривичский, но только как дружинник Мамчиц.

— Заставляют, — жаловался он очень уж внимательному ко всем таким делам Станиславу Викентьевичу, — иначе неприятности на работе… А кому это надо!..

Паровоз, натужно пыхтя и посвистывая, как-никак притомился в таком длинном пути, ритмично постукивая и развевая дымок из трубы, резво бежал от самого Минска. Подходя к гродненскому вокзалу, замедлил бег, а у кромки перрона остановился. Не успел Кривичский высунуть лишь край чемодана из двери вагона, как его тут же схватил какой-то незнакомец.

— Володя!.. Вор чемодан схватил!.. Последние шмотки унесет!.. — в испуге крикнула Татьяна.

— Ей, ты смотри мне! — погрозил кулаком Кривичский «воришке» и громко расхохотался. Тем более что «воришка» вдруг протянул сбитой с толку и растерянной Татьяне руку, предлагая помощь. — Подай, подай руку, это Петр Андреевич, мой товарищ и друг…

— Да ну вас! — в сердцах толкнула она Кривичского, но руку незнакомцу протянула, и он бережно ее поддержал при выходе из вагона. — Я дорогой такого наслушалась — бродяги, бандиты, воры, грабители, — оправдывалась она.

— А тут оказался вором всего лишь я, — заразительно смеялся Стриж. — Ну, с благополучным прибытием, Володя, — поздравил он Кривичского, — мы тебя здесь заждались…

— Понадобился так? — хмуро спросил Кривичский. — Мне медовый месяц положен… По закону!..

— А как сказал генеральный прокурор Андрей Януарьевич Вышинский, в жизни бывают моменты, когда законы следует отложить в сторону, — заметил Петр Андреевич.

— Но это не касается моего медового месяца! — категорически возразил Кривичский.

Татьяна не понимала, серьезно говорил о медовом месяце Владимир Николаевич или шутил. «Наверно, как всегда, шутит», — подумала она.

Гродно стряхивал с себя пепел минувшей войны: робко, но кое-где уже поднимались новостройки. По новому мосту через Неман юрко сновали автомобили, катились повозки, шли люди.

— Смотрите, Татьяна Петровна, наша гордость — новый мост, — восхищенно кричал, сидя на заднем сиденье «харлея», Петр Андреевич, — три года назад открыли, а до этого мы с Володей по понтонам бегали… Да, Володя?…

— Да, да!.. Теперь — красота!..

Съемная квартирка на улице Садовой была тесноватой, но уютной, и даже уют ее был не в габаритах, не в квадратных метрах, а в том, что рядом был любимый человек — Кривичский: с милым рай и в шалаше. А тут такие приветливые хозяева — Галина Юзефовна и Станислав Викентьевич. Правда, Татьяна никак не могла сразу привыкнуть к отчеству хозяйки — Юзефовна! Но скоро привыкла. Она уже накрепко запомнила, что муж ее Владимир Николаевич работает на табачной фабрике, занимается хозяйственными делами. Вот и теперь был долго в командировке, ездил за материалами для фабрики. Будут поездки и еще не раз.

— Работа есть работа, — сказал Станислав Викентьевич, — на жизнь зарабатывать надо… Особенно теперь, когда он заимел такую пригожую молодицу…

— Да и муж ей под стать, — вставила свое слово в разговор Галина Юзефовна. — Я вижу, они дружно живут…

— А как же, Галина Юзефовна, — не отставала от них и Татьяна, — без солнышка нельзя пробыть, так и без милого нельзя прожить…

— Так, так, матка Боска, — соглашалась хозяйка, — мой-то Стась в молодости как за мной увивался, как жужжал, будто шмель какой, а нынче без пользы: поесть да поспать… Рухлядь!..

— Ну. ты, Галина, меня уж не срами, — возразил Станислав Викентьевич, — горелки выпью, так еще — ого-го!.. Да, вот так оно, не гляди, что я уже в годах… В годах, как в золоте!..

— Да что-то оно не блестит, это твое золото…

— Наряжусь да пройдусь по Лелевеля, так…

— Так все собаки лаять начнут! — рассмеялась Галина Юзефовна.

— А кто такой Лелевель? — поинтересовалась Татьяна. — Улица его именем названа!..

— Иохим Лелевель!.. О, это ученый, — ответил Станислав Викентьевич. — Говорили мне, что он больше был по историческим наукам, ну и… — Он хотел было сказать, что он был против царской России, но осекся, не стал мусолить эту тему: кто же ее знает, эту паненку с востока, а только заключил: — Славный был пан!.. В Гродно, правда, он николи и не жил вовсе, больше в Варшаве да в Париже… Вот писателька Элиза Ожешко жила здесь, потому и улицу назвали — Ожешко!.. А Лелевель так, сбоку припека…

Так постепенно Татьяна знакомилась с новым местом и новыми достопримечательностями города. Побывала во всех церквях, в том числе в древнейшей Коложской и пожалела, что половина этой церкви когда-то обвалилась; посетила оба замка — старый и новый, все костелы. И кино в кинотеатрах