Всклянь - Коля Андреев
Она кивнула Паше, посмотрела, нет ли рядом магазина – был, – и пошла туда. Очень хотелось конфет с коньяком, но подойдут и просто с темной начинкой.
⁂
Она надела шерстяные носки и осторожно попробовала пол – не скрипел.
Анна Ивановна спала крепче всего в два часа ночи. Так что было понятно, что делать. Разложенный диван, сопящее тело, грузное, накрытое одеялом со смешными цветочками. На столе – тарелка с огрызком яблока. Под телевизором – шкаф со стеклянными дверцами.
Потянула за висячую железную ручку, медленно-медленно. А сама слушала и слушала. Все в комнате дышало вместе с Аннет, дышало тихо и спокойно.
Коробочка из-под вазы. Пятитысячные. Взяла примерно половину. Решила не закрывать, зачем уже.
На улице поняла, что по-прежнему пытается идти очень тихо. Засмеялась. Вытащила телефон, вызвала такси к соседнему дому. В кармане – где же он – да, есть – проверила, лежит ли ключ.
– Чего так поздно, из гостей возвращаетесь? – спросил таксист сонным голосом.
– Не, сын неожиданно вернулся, в другом городе работает, еду к нему, проведать. Соскучилась. До утра не дотерплю.
– Хех, любовь материнская – она такая!
– Вон тут, пожалуйста, я дальше пешком.
– Да давайте я во двор заеду!
– Не надо, тормозите! Спасибо!
Бывает же такое: на Есенина ни одно окно не горит. Спит вся улица. Пикнула подъездную дверь, влетела по лестнице на их этаж. Достала деньги. Откроет дверь, положит их на тумбочку и спокойно уйдет. Дело на пять секунд. Улыбнулась.
Осторожно сунула ключ в замок. Тишина. Повернула. Щелкнул, гадость, какой же ты громкий. Протиснулась в коридор. Положила деньги. А это что? Новый велосипед. Вот он какой. Провела рукой по рулю. Рукав зацепил рычаг тормоза. Она дернула руку на себя, на секунду велосипед отклеился от стены и застыл в воздухе. Потом упал. Грохот. Крик. Свет.
Она бросилась к двери, пальцы начали выстукивать чечетку на замке, сзади кто-то выбежал в коридор.
– А ну, сука! – мужской голос.
Дверь наконец открылась. Бросилась вниз по ступенькам, шаги за ней. Босиком, что ли, бежит? Она не быстрая, он же догонит. Дышать нечем. Жжет грудь.
На улице он заорал:
– Ментов вызывайте!
Сейчас – куда? На улицу нельзя, фонари, машины, ага – сюда – тот двор, туда, дальше легче, давай же. Давай.
Она свернула за угол, ногой – в лужу. Подвернула. Режет. Слезы. Упала.
– Стой! – крикнул. – Осторожно!
Глаза обожгло светом, в миг ослепла. Увидела надпись «КамАЗ», быстро летящую на нее. Рыкнуло, словно спустили огромного пса. Грузовик прыгнул вперед, и вот – тут она поняла – наконец-то все.
Помощник шерифа
Гулко под ногами ноют гаражи.
Металлические крыши прогибаются – и тут же, стоит сдвинуться с места, выпрямляются.
Звук слишком громкий, Костя его стыдится, словно будит всю округу этим «боммм».
Гаражи ржавого цвета.
Серого цвета дом, жители которого, наверное, счастливы, что им есть куда прятать свои машины. Небо чуть светлее дома. Листья, почти по колено, между гаражами – рыжие, коричневые – заразились ржой. Окна желтые.
А Костя тупой.
Так за спиной говорят. Дебил, тупой. Ага, он-то все слышит.
Тело слишком быстро выросло. Внутренности головы не успели за ним. Доктора написали так кривописью в толстой бумажной карточке в поликлинике. Но Костя не все им рассказал, он предпочитает секреты. Например, что он знает запахи слов. Любит маму и яичницу, так зажаренную, что по краям она становится почти прозрачной, почти карамельной. Мама пахнет яичницей. Папа пахнет кислым. Не сами они, а слова, которыми он их называет. Мама и папа. Вот эти слова.
«Домой» как яблочный конфитюр, полный таз сладкого варева на плите.
«Тупой» как моча, когда польешь ею куст.
«Прыгай» как бабл-гам.
На крышах их пятеро. Словно пальцы. Большой, чуть ниже остальных, но крепкий, сбитый, самый сильный – Вова. Страшный, от того с ним хочется подружиться. Два брата – указательный и безымянный – близнецы Женя и Веня. Лыбятся, хохочут, замышляют, могут двинуть ногой под зад – просто так, ради прикола. Но злобы в них нет. Они из смеха. Про них говорят, что их папа – Петросян, но Костя не очень понимает почему, если их фамилия – Юрасовы. Средний палец – длинный и дерзкий Ухо. Имя странное и как будто выдуманное. Он задумчивый. Смотрит на всех подолгу. И злой. Ухо злой. С ним не хочется подружиться. Костя слышал, как Ухо однажды поймал кошку и привязал к рельсам под Горбатым мостом. Костя, кстати, мизинец: понятно, что он самый слабый и бесполезный. Остальные четверо привыкли, что он всегда вертится рядом, но его не замечают. На кой он им.
«Прыгай» как бабл-гам.
Гаражи как клавиши на пианино. Три стоят друг к другу вплотную, и черные провалы между ними – на полшага, не страшные. Такие даже малые перепрыгнут.
Между третьим и четвертым пропасть. Шага два, не меньше. Нужно хорошо разбежаться и сигануть. Костя не пробовал. Оттуда пахнет землей, в которую запихали дедушку в прошлом мае.
– Прикиньте, если вот это место все баблом заполнено было! – Женя смотрел вниз.
– Я бы байк купил! – Веня уже видел миллионы в черном провале между гаражами.
– Да какой байк, «Феррари»! А чё, хватило бы! – Вова был самым расчетливым.
Ухо молчал.
– Я бы всем мороженого купил… – пробормотал Костя, и его слова никто не услышал.
– Можно еще бабок поднять на рынке. Там по утрам на разгрузке руки нужны. Мне старшаки говорили.
– Проще вирус написать компутерный…
– Чтобы он счета взламывал?
– Ну типа. Или можно еще ставить вирус и потом чинить типа за деньги. Ха-ха.
– А вы слышали про педофильский чат? – вдруг спросил Ухо.
– Да, только это все сказки, – ответил кто-то из близнецов.
– Фоткаешь пацана малого, говоришь, где он живет, они тебе скидывают бабки за это. Верняк.
– Херня. – Вова разбежался и перепрыгнул пропасть.
– Надо попробовать. Только я хер знаю, как его найти. – Ухо сиганул вслед.
«Боммм!» – отозвался гараж.
– Ба-а-а-а-абки-и-и-и! – закричали Женя и Веня в полете.
«Бомммм-бомммм!» – простонала крыша.
– А ну бля, слезли!
Хриплый взрослый голос.
Все разом посыпались вниз, на другую сторону, в заросли американского клена.
Голос был опасным. Костя вдохнул его, и слова запахли как смазка на железе. Он аккуратно лег на живот, свесил ноги вниз и покатился к земле, в последний момент оттолкнулся и приземлился на ноги. Его тут же схватила за шиворот сильная волосатая рука.
– А, бля, дурачок. С кем там был? Кто там был с тобой?
Человека звали Полковник. Один из гаражей, кажется четвертый, был его гаражом.
– Вы мне крышу проломите, черти. Я вас предупреждал уже. Кто с тобой был? А?
Костя молчал. Он знал, что всего-то в десятке метров от них, в кустах, четверо пальцев с их руки, друзья, которых выдавать нельзя. И еще он знал, что они слушали, и он хотел им нравиться.
– Пацаны не местные были. С той стороны улицы.
– С какой? Покажешь, в лицо узнаешь?
– Магазин, за магазином мебельным, большой дом.
– Девятиэтажка?
– Наверное, я не могу считать так высоко вверх.
– Пошли туда!
– Да они уже разбежались.
– Смотри, дурачок. Я живу вот тут – вот, крайний подъезд. Увидишь, как они лезут на гаражи, беги ко мне, седьмая квартира. Это второй этаж. Понял? Сразу беги ко мне!
– Понял.
– Давай, иди. Всю крышу прогнули, суки, платить будут, суки. Сучата малолетние. На счетчик родителей поставлю. Иди, иди.
Костя медленно переставлял ноги, а они дрожали. Дошел до школьного забора, ногтем подцепил кусок краски на железке, отодрал.
– Красава, Костян! – За спиной топот.
По спине замолотили руки. Он был своим. Друзья, пальцы.
– Предлагаю финальный прыжок, чтобы этому уроду крышу по самый пол погнуть!
Вова махнул всем рукой.
Побежали, и Костя заметил, как он стал легче, как будто в тело зашили сотню пружин. Смеркалось, темнота почти слепила гаражи в одну кучу. Быстро и тихо залезли, как обычно, по голому стволу дерева на первый гараж. Осторожными широкими шагами дошли до третьего. Договорились шепотом,
