Семь процентов хаоса - Эллен О'Кловер
Но я не делаю ничего подобного, потому что за сценой нас ждут Джаз и Феликс. У обоих на лицах такое выражение… я бы сказала, убитое.
– Ну вы… – произносит Джаз.
Телефон в ее руке то и дело мигает от поступающих сообщений.
– На парковку, – командует Феликс. Его красивое лицо застыло от напряжения и исказилось почти до неузнаваемости. – Немедленно. Эвелин удар хватит.
Удар Эвелин не хватил, но, когда я вижу, как она зла, мне почти хочется, чтобы хватил. Мы встречаемся на следующее утро в офисе XLR8, и у нее такой вид, будто она не спала всю ночь. Ее волосы аккуратно заправлены за уши, но под глазами темнеют круги, и пуговка на кофте продета не в ту петельку. На столе перед ней стоит большущая кружка с кофе со льдом, и, когда мы с Миллером заходим в конференц-зал, она молчит целую минуту, как будто хочет, чтобы мы в полной мере ощутили свою вину.
Отпустив нас после «Роки-Маунтин Лайв» с предупреждением держать телефоны при себе, Феликс через некоторое время прислал обоим сообщение, где попросил освободить воскресенье и подъехать к девяти утра в XLR8.
Миллер ответил в своей обычной мерзкой манере.
Я завтра не смогу. Уроки надо делать.
Не успела я ответить, как Феликс прислал ссылку на документ в «Облаке» под названием «Отчет о кризисе», в котором были собраны заголовки и отзывы из соцсетей, касающиеся нашего интервью в «Роки-Маунтин Лайв».
В первой ссылке было написано: «Образцовые "ПАКС"-детки – это фиаско, братан».
Во второй была ветка в «Твиттере» «Как прекрасна юная любовь» с целой серией скриншотов, на которых мы с Миллером кидаем друг на друга ненавидящие взгляды с противоположных концов дивана.
В третьей – гифка без комментариев, где Миллер произносит по кругу: «Игру… простую и незамысловатую…»
И это было только начало. Документ насчитывал шесть страниц.
«Просмотри вот это, – ответил Миллеру Феликс, – и освободи воскресенье».
Я еду одна, поэтому точно не знаю, появится ли Миллер. И не узнаю до тех пор, пока он не поставит свою машину рядом с моим пикапом на подземной парковке XLR8. Я читаю сообщение от Марен, в котором она предлагает: «…может быть, врезать ему по физиономии?», – и тут Миллер стучит в окно, пугая меня до полусмерти.
– Пошли, – говорит он и, не дождавшись, когда я выйду из машины, направляется к лифту.
– Откуда такой энтузиазм? – Я захлопываю дверцу и закидываю рюкзак на плечо. – У тебя вроде нет времени на сегодняшний визит.
– Тем не менее я здесь.
Миллер не оборачивается, когда я догоняю его возле лифта. Он стоит, засунув руки в карманы джинсов; на нем какая-то нелепая футболка с изображением волшебника. Боже, как же мне хочется последовать совету Марен и дать ему в нос.
– Видимо, догадался, что хамить мне в прямом эфире телешоу – не лучший способ получить свои деньги?
– Я догадался, – отвечает Миллер, заходя в лифт, – что у меня нет выбора.
– Ну почему же? – говорю я, нажимая на кнопку одиннадцатого этажа. – Ты можешь уйти в любую минуту.
– Серьезно? – Миллер бросает на меня взгляд. Смотреть на него больно, как на солнце или на снег. – Ты правда этого хочешь?
– Да. – Я не раздумываю, не отворачиваюсь. – Я этого хочу.
– Хорошо, Ро. – Миллер делает шаг ко мне. – Давай представим, как это будет. Я нажимаю на кнопку, спускаюсь на лифте, сажусь в машину и уезжаю. – Его взгляд мерцает перед моими глазами. – По дороге я звоню Эвелин и говорю, что отказываюсь от сотрудничества. Тем временем ты поднимаешься в офис и садишься за стол напротив нее. Ты в одиночку наблюдаешь, как она реагирует на сообщение о том, что теперь вы, ребята, плывете вверх по реке без весла, поскольку деньги уже вложены в это… – он тычет одним пальцем себе в грудь, а другим указывает на меня, – уникальное коммерческое предложение. Мы уже – образец вечной любви от «ПАКС». Если я уйду, тебе придется начинать все сначала. И что? Подберешь себе другого партнера? – Миллер качает головой. – Поздно. Слишком сложно. Разве «ПАКС» говорил, что у тебя может быть не одна пара? Что с первой может что-то не сложиться? И как же насчет обещания найти каждому его «одного-единственного»?
Миллер делает шаг назад, и мои щеки перестают пылать и делаются прохладнее на несколько градусов.
– Не выйдет, – говорит Миллер. – Получится, что вы всех обманули. Вам перестанут доверять, и вы не получите деньги от «Селеритас». Но, если ты этого хочешь, я уйду. – Двери лифта открываются, и Миллер выставляет руку, чтобы удержать их. – Только скажи.
Я сжимаю кулаки. Миллер прав: если он уйдет, нас ждет провал. Но, если он останется, я буду умирать каждый день до самого февраля. Он такой спокойный, как будто ему это безразлично, как будто все, что произошло за последние несколько дней, не имеет никакого значения.
– Почему ты стал таким? – Глупый вопрос, но он задался сам собой. – Раньше я всегда знала, что ты чувствуешь, а теперь ты как робот какой-то. Ты вообще помнишь, что такое чувства?
Миллер обиженно моргает, словно я плюнула ему в суп или не поздравила с днем рождения.
– Ты, возможно, забыла, – говорит он ледяным тоном, – но бывают еще «другие дети», которые готовы сожрать живьем особо чувствительных.
Мои щеки вспыхивают. Конечно, я помню Эйдена Шарпа, который высмеял Миллера перед всем классом, когда мы расставались с хомяком Пончиком. В средней школе Миллер постепенно превращался в тихую и замкнутую версию самого себя. Но сейчас, после того, как он выкинул этот номер на интервью в прямом эфире, у меня нет никакого желания его жалеть.
– Ты повел себя вчера как сволочь, – говорю я, и его плечи напряженно вздергиваются.
– Возможно. – Миллер перестает держать дверь. – Но я тебе нужен.
Дверь начинает закрываться, и тут словно из ниоткуда возникает Феликс в шелковой тунике и останавливает створки.
– Вы что тут делаете? – интересуется он, переводя взгляд с меня на Миллера. Вид у него раздраженный до невозможности. – Выходите давайте.
Эвелин в полной тишине ждет в конференц-зале. Когда мы заходим и садимся напротив, она просто смотрит на нас. Феликс, сев возле нее, потирает виски. Рядом со мной Миллер кладет руки на стол.
– Итак, – тихо и устало произносит Эвелин. – Вы уже увидели реакцию на свое выступление. Вы здорово напортачили, и последние двадцать четыре часа мы носимся с выпученными глазами, пытаясь что-то исправить. Отвечаем на телефонные звонки, даем разъяснения, рассылаем подарки всем сотрудникам «Роки-Маунтин Лайв». – Она смотрит на меня, потом на Миллера. – О чем вы думали?
Мы оба молчим, и Эвелин продолжает:
– Единственная положительная сторона – подчеркиваю, единственная – это реплика Миллера насчет опеки, которую многие приняли за феминистскую установку.
Она жмет кнопку на столе, и проектор, мигнув, показывает уже открытый слайд со скриншотами твитов. Изображение Миллера в рубашке, а сверху наложен текст заглавными буквами: «Ро не нужна моя опека», типа: «Я – король феминисток» или «Скажи громче для придурков сзади».
– И слава богу, – говорит Эвелин, – потому что нам было необходимо хоть одно светлое пятнышко в этом сплошном мраке.
Я не мигая смотрю на экран. Мне хочется сказать: «Это не светлое пятнышко. Это нож, которым Миллер ударил меня под ребро».
– Мы извиняемся, – произносит Миллер. Я не хочу, чтобы он говорил за меня, но сама не способна вымолвить ни слова. – Что нам сделать, чтобы исправить ситуацию?
– Хороший вопрос, – вздыхает Эвелин. – Мы разрабатываем версию «Б» анкеты – вариант, при котором каждую неделю добавляются новые вопросы, чтобы предсказывать дополнительные аспекты будущего пользователя: прогнозируемый доход, домашние животные, болезни и т. д.
– Что? – В пустом зале мой голос звучит особенно громко.
Эвелин кидает на меня испепеляющий взгляд и продолжает:
– Мы не планировали запускать его в ближайшем будущем, но из-за вас пришлось срочно искать способы отвлечь людей. Это еще одна зацепка, которая должна сохранить не только интерес, но и любовь к «ПАКС».
