У счастья нет морщин - Анн-Гаэль Юон
Полетта взглянула на часы. Золотой браслет – подарок Филиппа с его первой зарплаты. Звонить в «О-де-Гассан» было еще слишком рано. Она вернулась в постель и водрузила на нос очки.
Накануне, воспользовавшись отсутствием месье Жоржа, она стащила из шляпной коробки еще несколько писем. Теперь она достала их из своей тумбочки.
Она села поудобнее, откинулась на подушку и начала читать.
Париж, 1 марта 1953 года
Моя дорогая,
сегодня утром я пишу тебе с тяжелым сердцем. Мама умерла.
Я понимаю, что ты ее не знала, и не уверен, что сам хорошо знал ее. И все же я плачу каждый раз, когда произношу ее имя. Я плачу как ребенок и не могу передать, насколько мне было бы легче, если бы ты была рядом. Сегодня ровно год с того дня, как я тебя встретил. И вот мама умерла.
Мой отец, как и я, безутешен. Он запирается в своем кабинете и не выходит даже к ужину. Что касается меня, то в перерывах между рыданиями я только о тебе и думаю. О твоих руках, обнимающих меня издалека. О всех женщинах, которые любят меня, которых люблю я и которые ушли из моей жизни. Что ты сейчас делаешь? Думаешь ли ты обо мне?
Каждый раз, отдавая письмо Жану, я прошу отправить его как можно скорее. Жан человек старой закалки, он работает в нашей семье с тех пор, как мой отец был ребенком. Я уверен, что он тебе понравится.
Я все еще полон надежд, каждое утро ожидая прихода почтальона. Благословляю его каждый раз, когда его лысая голова появляется за изгородью, и так же горячо проклинаю, когда он уходит со своей сумкой, не принеся мне ни слова от тебя.
Напиши мне, умоляю тебя. Даже пустой конверт подойдет. Я буду вдыхать твой запах, буду беречь как зеницу ока это послание с другого конца света! Скажи мне, что у тебя все хорошо. Скажи, что я и ты, что мы вдвоем все еще существуем для тебя. Скажи, что я не одинок.
Иногда я громко включаю музыку, те самые джазовые пластинки, которые я так тщательно упаковал в чемодан. И танцую. Я танцую, думая о тебе. Сегодня мое сердце переполнено блюзом. Помнишь того музыканта с золотыми зубами, который заставил нас плакать в прокуренном баре в Вест-Виллидже? Well worries and trouble darling, babe you know I've had my share…[4]
Напишешь ли ты мне в ближайшее время?
Весь твой, с сердцем, переполненным печалью…
Полетта скривилась. Она не любила блюз. А вибрации голоса, которые она слышала в письме, – тем более. Нужно же иметь хоть каплю достоинства!
Итак, месье Жорж оставил Нью-Йорк и свою танцовщицу, чтобы поспешить к постели больной матери. Правильно сделал, ведь, судя по датам, она болела совсем недолго. Полетта вспомнила свою мать, которая умерла при полном безразличии отца.
Месье Жорж, должно быть, из богатой семьи, раз им кто-то прислуживал. Кто это был, дворецкий? Она вздохнула. До чего она докатилась? Развлекается тут расследованием романтических бредней, подходящих разве что для публикации в «Розовой библиотеке»![5]
За окном послышалось громкое жужжание шмеля. Он немного задержался среди гладиолусов, затем продолжил свой путь. Вероятно, искал себе завтрак. Она и сама подумывала спуститься и выпить чаю. Слышно было, как в зале ресторана месье Ивон расставляет столы и стулья.
Любопытство в ней все же взяло верх. Она до сих пор не могла понять, почему эти письма вновь оказались у месье Жоржа. Почему они не были подписаны? И как человек, выросший в семье, которая могла позволить себе дворецкого, очутился в этой сельской глуши, имея из вещей лишь шляпную коробку, полную пожелтевших листов бумаги?
Она взялась за третье письмо.
Мыс Брен, 4 апреля 1953 года
Мое солнце, моя ночь,
я так и не получил от тебя ни строчки.
Знаю, что письма доходят до тебя не сразу. А может, это он лишает тебя их? Меня бросает в дрожь при одной мысли об этом. Надеюсь, ты придерживаешься своего решения и не разговариваешь с ним, кроме как для координации ваших танцевальных па… Ну-ну-ну! Я знаю, тебе не нравится, когда я ревную. Я слишком сильно люблю тебя для этого.
Маму похоронили в нашем фамильном поместье. Сейчас она покоится под оливковым деревом и может спокойно любоваться голубым горизонтом, который она так любила. Я пишу тебе, сидя на пляже, под лучами солнца. Сегодня не по сезону тепло. В детстве я проводил здесь каждое лето. У нас одноэтажный дом с миндально-зелеными ставнями, увитый бугенвиллеями. Ты знаешь, что такое бугенвиллея? С моего песчаного берега я вижу, как ты хмуришься. Я знаю, что твой французский превосходен, но на всякий случай прикладываю набросок, который я сделал для тебя. А чтобы окончательно убедиться, что ты все поняла, я привезу тебя сюда следующим летом.
Я освободил мамин шкаф. Это заняло у меня немало времени, ведь так тяжело расставаться с ее вещами. Я чувствую запах ее духов в каждом лоскутке одежды и как ребенок зарываюсь в эту одежду и пытаюсь утопить свои печали в провансальском вине. Тебе было бы больно видеть меня таким.
Мой отец любил баловать маму сверх всякого разумного предела – я тебе рассказывал, как сильно он ее любил? Но она, всегда такая скромная, боялась испортить все эти кружева, меха и шляпы, которые он привозил ей из путешествий, и предпочитала хранить их в коробках, до подходящего дня… Что ж, вчера этот день настал. Разве это не печально? Она выглядела как королева. Я выбрал для нее самое красивое платье и жемчужное ожерелье – свадебный подарок отца. И еще туфли, которые она никогда не носила. Понимаешь, Глория, мне кажется, жизнь состоит в том, чтобы наслаждаться путешествием, не заботясь о пункте назначения. Не ждать, пока пройдет гроза, а научиться танцевать под дождем. Легко сказать, да?
Я отложил одну из ее шляп. Она напомнила мне о тебе, любовь моя. Она стильная, и у нее красивый цвет! Это все, что я могу сказать о ней, потому что я мало понимаю в шляпках. Надеюсь, тебе понравится. Жду не дождусь, когда увижу тебя в ней.
Мое письмо получилось длиннее, чем хотелось бы. Видишь, как мне не хватает наших бесед. Я молюсь, чтобы, когда ты будешь читать эти слова, я тоже читал твои.
Целую тебя, с тяжелым, но всегда полным тобой сердцем.
Полетта посмотрела на рисунок, приложенный к тексту. Это был набросок черной тушью, выполненный с особой тщательностью. Бугенвиллеи выделялись единственным ярким пятном: несколько слезинок акварели легли на цветы. Стрелка указывала на кустарник, а рядом было написано название. Угол занимала нарисованная широкополая шляпа.
Полетта задумалась о злобном человеке, упомянутом в письме. В зачеркнутых строчках можно разобрать, что месье Жорж ненавидел его. Кто это был? Брат? Муж? Брошенный любовник? Он явно сыграл какую-то роль в этой печальной истории. Может быть, это из-за него письма были без подписи? Но тогда почему они были возвращены месье Жоржу? Следует ли из этого, что автором был не он?
Полетта уже ничего не понимала.
Глянув на часы, она решила позвонить в пансион на юге Франции, чтобы убедиться, что там ее все еще ждут. Филипп вот-вот должен был вернуться из отпуска. Ей казалось, что его путешествие длится целую вечность. Не стоит удивляться столь плачевному состоянию Франции,
