На закате - Хван Согён
Оставив Пня лежать в осколках, братья вышли на улицу. «Придет тренер — найдет Пня», — рассудили они.
Если подниматься вверх по главной дороге, идущей по нашему району, миновать перекресток у переулка, ведущего к нашему дому, будет тупик, от которого расходятся ответвления вправо и влево. В какую сторону ни пойди, все одно: поднимешься на гору. От тупика вверх вела сложенная из камней лестница, по ней тоже можно было подняться на вершину, только уже напрямик. У вершины был пустырь, который раньше кто-то использовал как огород. Оттуда было хорошо видно центральную часть района до самого рынка, переулки и внутренние дворы некоторых домов. Все в основном собирались на площадке на вершине, а пустырь был только нашим местом. Похоже, Пень об этом знал. На закате дозорный мальчишка доложил, что «они» поднимаются к нам. Чесоп и Чемён сидели за шашками, остальные слонялись вокруг. Из-за спины Пня, поднявшегося по тропинке первым, показался мускулистый тренер.
— Кто это сделал? Кто разбил зеркало в зале?
— А, тренер? Давай-ка посидим потолкуем, — сказал Чесоп, приглашая к себе жестом тренера.
Чемён беззвучно встал со своего места и отошел в сторону. Тренер без колебаний подошел к нам. Сидя за шашками, Чесоп предложил:
— Может, сыграем разок? Послушай-ка, что скажу.
Раскрасневшийся от бега тренер сжал кулаки.
— Чего ты несешь, сукин сын?
Стоило тренеру подойти ближе, Чесоп замахал руками и заюлил:
— Подожди, подожди. Слушай, что говорю, смотри. Вот тут будет у нас точка, а вот тут — чайная.
Приговаривая так, Чесоп начал со стуком расставлять на доске шашки. Тренер, глядя на доску, автоматически наклонился вперед — в этот самый момент Чесоп стремительно подскочил, схватил тренера за голову и ударил в лицо коленом. Раздался хруст — Чесоп что-то повредил ему, и тренер уже не мог выпрямиться. Чесоп, держа его голову, продолжал бить коленом ему в лицо. Все произошло так внезапно, что Пень и еще два паренька, которых он с собой привел, только стояли и ошарашенно смотрели на Чесопа. Тот, подхватив окровавленного тренера под мышки, поволок его к склону горы. Бросив тело на краю, Чесоп произнес:
— Что сейчас скажу, считайте за предупреждение или типа того, короче, советую послушать. Приехали в чужой район — проявите уважение. Обижать парней, это что вам, шутки? Мы пока по-хорошему, потом подожжем ваш зал, так что вы это, тренируйтесь там и не высовывайтесь.
С этими словами Чесоп, словно вытирая ноги о тряпку, столкнул распластавшегося тренера со склона. Он скатился к дороге и, упав лицом вниз, даже не шелохнулся.
Слух о случившемся мгновенно разлетелся по всему нашему и соседним районам. Что тренер весь избит, что сломаны носовые кости, что в больнице придется лежать восемь недель и прочие подробности. Из районного отделения полиции приезжал следователь. Тренер, потерпев поражение в бою, да еще и обратившись в полицию, окончательно потерял авторитет.
Наблюдая за этими событиями, я задумывался о жестокости жизни. Я догадывался, что наши детские драки — просто игрушки по сравнению с тем, что творится во взрослом мире. В выпускном классе я стал просто одержим мыслью о том, что нужно определиться с профессией и любой ценой сделать карьеру. Хотя в ту пору в моей душе зарождалась любовь, я, твердо решив уехать из нашего района, бросил все силы на подготовку к поступлению в университет.
Я понял, что практически все местные парни сохнут по Чха Суне, дочке лапшичника, когда сам уже был по уши влюблен в нее. Началось с того, что Малой повадился вдруг ходить за водой к колонке, даже если была не его очередь. Я как-то похвалил его за трудолюбие и заметил, как переглянулись и прыснули со смеху другие мальчишки. А Чемён сказал:
— Нашел за что хвалить. На Суну он ходит посмотреть, вот что.
Ну конечно, колонка же была неподалеку от лапшичной. Сам Чемён стал вдруг клеить афиши на их дверь и приносить им приглашения на фильмы, которые крутили в кинотеатре. Дома у братьев все чаще вместо суджеби стали есть куксу — деньги, что ли, появились? А Мёсун, почувствовав, откуда дует ветер, стала канючить, что тоже хочет ходить в школу, как Суна.
Иногда мы встречались по дороге в школу или ездили в одном автобусе. А однажды я зашел в автобус, смотрю: Суна сидит прямо передо мной. Она украдкой взяла у меня сумку и положила на колени, поверх своей. Я смог только выдавить слабую улыбку и кивнуть. Наверно, ей придала решимости мысль, что только мы из всего района ходили в школу, и она заговорила со мной:
— Ух ты, у тебя книга из библиотеки.
Она взяла за корешок книгу, торчавшую из моего портфеля. Я приободрился:
— Да, а ты бывала там?
— Да, брала как-то книги…
Потом почти всю дорогу мы молчали. Автобус останавливался у рынка, и, выйдя на улицу, нам нужно было сделать вид, что мы друг друга не знаем. Остановка неумолимо приближалась, и я решился:
— Я в пятницу пойду за книгами, хочешь со мной?
— Только после уроков, во сколько?
— Где-то в полпятого.
— До встречи.
Библиотека находилась на полпути от школы к дому Суны. Закрывалась в шесть вечера, так что у нас было полно времени. В тот день очень кстати пошел дождь. Я специально не взял зонтик. И нам пришлось идти вместе под ее зонтом. После этого мы встретились еще несколько раз, и потом, отмучившись со вступительными экзаменами, я приглашал ее гулять в центр города. Странно, что у меня остались лишь смутные воспоминания о ней. Хотя, учитывая, что последующие десятилетия я прожил будто бы в другом мире, может, это и не удивительно.
4
С наступлением утра пробуждаются, будто стремясь опередить друг друга, всевозможные звуки и делают сон особенно чутким. Задремав без посетителей, я вздрагиваю от скрипа открывающейся двери, просыпаюсь и вижу проносящиеся мимо как ни в чем не бывало машины, гул которых наполняет мое сознание. В последние дни я занята подготовкой к спектаклю, ношусь целыми сутками, лишь с утра удается ненадолго сомкнуть глаза, и мне нелегко просидеть лишний час в магазине. Я трясу головой, пытаясь прогнать сон, и у меня темнеет в глазах, будто передо мной вьется рой пчел, вылетевший из потревоженного улья. Отчего-то в такие дни,
