Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин
— У меня к тебе еще один вопрос, — сказал Тутышкин. — Что ты сделала с тем письмом, которое я передал тебе?
С этим письмом редактор попал в неудобное положение. Когда на вчерашнем бюро райкома решали, какой ответ писать в «Известия», Краснов заявил, что с ответом торопиться не следует. В Москву надо направить письмо, которое прислал в экспедицию муж Ростовцевой.
— Что за письмо? — насторожившись, спросил Казаркин.
— О твоих отношениях с Еланцевым. Муж просит нас принять меры. Я передал это письмо Матвею Серафимовичу.
Тутышкин понял, что совершил непростительную ошибку. Он передал это письмо Татьяне, не ознакомившись с ним. А она могла его уничтожить. Надо было найти какой-то выход и он спросил Краснова:
— Как оно у вас оказалось?
— Нашел в остудинской папке. Очевидно, Остудин хотел передать его Еланцеву.
— Завтра письмо должно быть у меня, — холодно глядя на Тутышкина, сказал Казаркин.
После этих слов судьба редактора во многом зависела от Татьяны. Поэтому он и спросил ее о письме. По первой реакции Татьяны ему показалось, что она тоже не читала этого письма. «Очевидно, сунула в стол и до сих пор не удосужилась вытащить из конверта, — подумал Тутышкин. — И это хорошо». Но он ошибся.
— Вы говорите о письме Светланы Ткаченко? — спросила Таня.
— При чем здесь Ткаченко? — рассердился Тутышкин. — Я говорю о письме, которое мне передали из нефтеразведочной экспедиции.
— Это и есть письмо Светланы. Она писала его в присутствии Натальи Холодовой. Я его передала ей, спрашивайте с нее.
— Вы его уничтожили?
— Наталья порвала, — честно призналась Таня.
— Может, это и лучше, — с облегчением сказал Матвей Серафимович, увидев какой шлейф грязи тянется за этим письмом.
Он посмотрел на Таню. Три года она проработала в газете, и за все это время он не имел к ней никаких претензий. Вряд ли в «Северной звезде» появится еще такой журналист. Способные оседают в городах, в таежную глухомань их не заманишь.
— Мне искренне жаль, что ты уезжаешь, — сказал Тутышкин.
— Мне тоже, — ответила Таня.
Матвей Серафимович достал из ящика стола ее трудовую книжку, раскрыл и четким неторопливым почерком написал: «Уволена в связи с отъездом мужа на учебу».
— Напиши, когда устроишься, — он протянул книжку Тане. — Если будут трудности, возвращайся. Я тебя возьму.
— После всего, что случилось? — спросила Таня.
— Пройдет время, и все утрясется, — устало сказал Тутышкин. — Казаркину здесь все равно не работать.
Он встал из-за стола, проводил ее до порога и пожал на прощание руку.
Через три дня Таня с Андреем улетели в Среднесибирск. Перед тем как ехать на учебу, Андрей хотел устроить Таню. О ее работе он не беспокоился, надеялся, что редактор «Приобской правды» сдержит слово. Труднее было с жильем. Но они с Таней и здесь рассчитывали на помощь редакции. Однако случилось неожиданное.
Александр Николаевич встретил ее приветливо, но в голосе и жестах его чувствовалась какая-то неуверенность. Поинтересовался, когда муж уезжает на учебу, где живут и чем занимаются родители. Затем рассказал несколько историй из своей жизни. Разговор длился почти час. Таню удивило, что за все это время он ни словом не обмолвился о ее работе. Она терпеливо ждала, знала, что рано или поздно заговорить об этом придется. Но у нее возникло нехорошее предчувствие. Ей показалось, что редактор не зря оттягивает главный разговор. И не ошиблась.
— Ты не расстраивайся, Танечка, но я должен сказать тебе всю правду, хотя она и очень горькая, — опустив глаза, произнес редактор. — Особенно в твоем нынешнем положении. Твою статью в «Известиях» обсуждали на бюро обкома. На нем приняли решение освободить Казаркина от занимаемой должности. Но ты не торопись радоваться, — сказал Александр Николаевич, заметив, что при этих словах Таня даже приподнялась с места. — Казаркина направляют учиться в академию общественных наук. Через три года он вернется оттуда со степенью кандидата исторических или философских наук и будет руководить уже всеми нами. Хуже, что на бюро шел разговор о тебе. Секретарь обкома по идеологии откуда-то узнал, что ты увольняешься из газеты. И прямо спросил меня: не собираюсь ли я брать тебя на работу? Получилось бы, что областная газета поддерживает тех, кто свергает с должностей секретарей райкомов. Все члены бюро согласились с этим. У них ведь своя логика. Они думают о себе.
Тане показалось, что рушатся все надежды. Она почувствовала себя совершенно раздавленной и выброшенной на улицу. Да так оно, в сущности, и было. Она оказалась без работы, без своего угла, без каких-либо средств к существованию. А ведь ехала сюда с такими надеждами, с такими планами на будущее. Что она теперь скажет Андрею, как посмотрит ему в глаза?
Однако на самом деле все было не так уж и безнадежно. Александр Николаевич не только хорошо понимал ее состояние, но чувствовал свою вину перед ней. Ведь это ему пришла в голову идея напечатать статью в «Известиях». Вот почему все эти дни он думал, как помочь Татьяне.
Вариантов было немного. Либо многотиражка, либо должность референта в каком-нибудь учреждении. Но Таня была не просто журналисткой. Она владела пером, неординарно мыслила, ее материалы были всегда интересны. Она не могла без газеты, и это хорошо понимал Александр Николаевич.
— Держись, подруга, — улыбнулся он Тане, доставшей из сумочки платок. У нее заблестели глаза и начали дергаться губы. — Никакой трагедии не случилось. Я договорился с областной молодежной газетой. Тебя туда возьмут. Мало того, дадут комнату. А через полгода перейдешь к нам. Надо, чтобы история с Казаркиным немного забылась.
Александр Николаевич снял трубку и набрал нужный номер.
— Сергей, — сказал он, понизив голос. — Сейчас к тебе придет Таня Ростовцева. Сделай для нее все так, как договорились, — и, повернувшись к Тане, пояснил: — Редактор молодежки Сергей Загороднев ждет тебя. Но знай, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Ты девушка с характером, я думаю, полгода выдержишь без всяких проблем. И не вешай носа. Жизнь прекрасна и удивительна. Когда-нибудь ты это поймешь.
Александр Николаевич встал
