Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин
Перебравшись через Обь, они выехали на широкую протоку, берег которой порос старыми ветлами. Настолько старыми, что кора у некоторых из них начала шелушиться, обнажая древесину, покрытую волокнистой порыжевшей пленкой. Ветлы образовывали большую рощу. Лишь у самой воды росли маленькие островки тонкого зеленого тальника.
Андрей вытащил лодку на песок, вынес из нее вещи. Раскатал палатку, достал штанги и колышки, и через десять минут под раскидистой кроной ветлы возникло вполне приличное убежище современного туриста. Андрей заставил Таню накачивать резиновые матрацы и наводить в палатке уют, а сам, взяв спиннинг, направился к воде.
— Пока ты здесь возишься, я добуду что-нибудь на ужин, — сказал он.
Таня исподлобья посмотрела на Андрея. Поджав под себя ногу, она сидела на песке и, зажав сосок матраца губами, изо всех сил дула в него. Матрац медленно наполнялся воздухом.
Андрей спустился к реке и, размахнувшись спиннингом, сделал первый заброс. Блесна со свистом улетела в воду. Таня проводила ее взглядом, заткнула сосок матраца пробкой и начала укладывать его в палатку. И вдруг услышала громкий и торжествующий крик: «Есть!» Она высунула голову из палатки и увидела, что Андрей борется с крупной рыбой. Бросив матрац, Таня бегом кинулась к нему.
Рыба, схватившая блесну, бешено сопротивлялась, до звона натягивала леску спиннинга, вспенивала воду и бросалась из стороны в сторону. Андрей напрягся, наматывая леску на катушку, осторожно и неумолимо тянул рыбу к берегу. Таню охватил азарт, она бегала вдоль воды и, заламывая руки, кричала: «Ну, давай же, Андрюшенька, давай!»
Борьба длилась несколько минут. Когда Андрей вытащил рыбу на мелководье, она настолько устала, что почти не сопротивлялась. Это была довольно крупная щука.
— Ну, вот и ужин, — сказал Андрей, улыбнувшись, и подмигнул Тане.
Щуку тут же разделали, Андрей отправился за дровами для костра, а Таня пошла доставать из рюкзака сковородку. Они оба любили жареную рыбу.
Андрей развел костер, нарубил и набросал в огонь толстых сучьев — для того, чтобы жарить рыбу, требовался не огонь, а хорошие угли. Солнце уже полностью ушло за горизонт, оставив на краешке неба узкую полоску зари. От реки, как это обычно бывает к ночи, потянуло сыростью. Таня сходила к воде, вымыла огурцы и помидоры, приготовила салат. Андрей жарил щуку.
— К рыбе полагается белое вино, — сказал он, когда Таня вернулась к костру, и, запустив руку в рюкзак, вытащил бутылку «Руландского».
— Где ты его достал? — удивившись, спросила Таня.
Она однажды пробовала это моравское вино, и оно ей понравилось.
— Сунь руку в рюкзак и обнаружишь еще пару бутылок, — засмеялся Андрей.
Он открыл «Руландское» и разлил по кружкам. Это было приятное, мягкое вино, такие вина любила Таня. Они выпили, закусили салатом и рыбой, потом налили еще.
У Тани возникло чувство, будто в эту минуту они с Андреем одни на всей планете. Заря уже угасла, и на темном небе рассыпались бледные звезды. Вода в реке отливала глянцевой чернотой и казалась таинственно-пугающей. Кусты тальника и ветлы насторожились и замерли, боясь пропустить то важное, что могут поведать река и звезды. И только алые угли костра светились и потихоньку потрескивали, рассыпая маленькие блестящие искры. «Как хорошо, что природа еще может дарить человеку такие минуты, — думала Таня. — Почему же люди не учатся у нее жить в мире и согласии?»
Таня умиротворенно сидела у костра, слушала расслабляющий шепот реки и смотрела на звезды. Не хотелось ни говорить, ни думать. Все заботы, мучившие ее последние дни, ушли и забылись. Где-то далеко, там, где заканчивалась пойма и начиналась тайга, полыхнула зарница, осветив на мгновение горизонт желто-голубым заревом. У кустов на противоположном берегу протоки несколько раз крякнула утка. Андрей положил руку Тане на плечо и спросил:
— Налить еще? Вино очень хорошее.
Таня рассмеялась и протянула кружку. Андрей налил в нее вина и подложил в костер дров. Сухие сучья легли на алые угольки, но вскоре под ними занялось небольшое пламя. Оно лизнуло сучья и поднялось над ними, озарив кусты и палатку, и его отблески заплясали на черной воде. Андрей, сосредоточенно смотревший на пламя, отпил несколько глотков вина и сказал:
— Завтра утром я наловлю тебе стерлядей.
Таня протянула руку и погладила его ладонь. Андрей обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал.
— Мне с тобой необыкновенно хорошо, — сказала Таня.
— Скажи, — спросил Андрей, все так же прижимая ее к себе, — что толкнуло тебя на драку с Казаркиным? Хочешь доказать, что ты тоже что-то значишь?
— Понимаешь, Андрюша, — она нагнулась, взяла тонкий прутик, пошевелила им угли костра. — Эти люди — я имею в виду не только Казаркина, но всех ему подобных — растлевают общество. Они живут по меркам двойной морали. Говорят одно, а делают другое. Это самое страшное. Потому что все остальные, глядя на них, поступают так же. Говорят одно, а в душе держат совсем другое. Но у такого общества нет будущего. На лжи ничего нельзя построить. Двойная мораль дискредитирует саму идею государства. Я абсолютно убеждена: если мы не откажемся от нее, государство рухнет.
— Так уж и рухнет? — засмеялся Андрей.
— Ты зря смеешься, — сказала Таня. — В России власть всегда держалась на моральном авторитете. Русский человек верил и сейчас свято продолжает верить, что если его кто-то обидит или он не может получить положенное, придет барин и все рассудит по справедливости. Но если сам барин несправедлив и нечестен или, как сейчас говорят, морально нечистоплотен, он никому не будет нужен. Это очень серьезно. Народ отвернется от него и постарается уйти под защиту другого барина, который покажется более справедливым.
— Ты хочешь сказать, что вместо Казаркина придет другой секретарь, и он будет лучше? — спросил Андрей.
— Если бы дело было только в Казаркине, — с болью сказала Таня. — Ты посмотри на самую верхушку. Ведь и у них уже нет никакого авторитета. Вместо того чтобы купить колбасу в магазине, люди вынуждены ехать за ней из Рязани в Москву. А члены Политбюро награждают в это время себя Золотыми Звездами
