Шаман - Панч
Порфирий Иванович Бухтеев, скромного вида толстячок в чесучовом мелкополосчатом костюме, прогуливался вдоль левого борта парохода, неспешно поднимающегося вверх по Волге, от Нижнего к Москве. Почтенный муж сей, среднего роста и средних же лет, щёки имел румяные, лысинку намечающуюся, очки круглые и простодушный взгляд примерного семьянина. Состоя земским доктором, держал практику в N-ском уезде и зарабатывал, надо сказать, неплохо. Обычной его клиентурой бывали помещики с уездными чиновниками, зажиточные мещане и все их семьи. По большей части публика состоятельная, за лечение рассчитывались вовремя и не скупясь. Работа позволяла Порфирию Ивановичу как содержать семью, так и иметь небольшую усадебку под N-ском и каменный дом с мезонином. Одно плохо — занятия практической медициной хотя и приносили прибыль, доставляя средства к безбедному существованию, но отнимали при этом массу времени и сил. Почти каждый день он разъезжал по болящим на старенькой крытой бричке, возвращаясь домой лишь к вечеру. Когда и затемно. Случались и ночные вызовы. Бывало, сильно портили ему кровь капризы и претензии заболевших. Все эти досадные мелочи жизни, вкупе с постоянными разъездами, исподволь подтачивали душевные силы сельского эскулапа. Следствием постоянных нагрузок стали бессонница, утомляемость и невиданная доселе раздражительность. Копившаяся усталость всё чаще прорывалась ворчливостью и мелочными придирками к домашним. Испортившийся характер и увеличившееся потребление Бухтеевым домашних наливок и настоек не на шутку встревожили его дражайшую половину и, в конце концов, сподвигли её на решительные действия. Проведя с супругом разговор на повышенных тонах (с плачем, заламыванием рук и причитаниями о загубленной молодости), она уяснила себе суть проблемы. Поразмышляла немного… и начала действовать! Спешно выработанный план противодействия начинающемуся алкоголизму и ползучей депрессии драгоценного "Порфиши" начал деятельно претворяться в жизнь. Любезная Катерина Матвевна (так звали супругу доктора), списалась со своей роднёй, в изобилии проживавшей в Нижнем Новгороде, купила билет первого класса на роскошный трёхпалубный пароход, курсировавший вверх-вниз по матушке-Волге и, не слушая возражений своего затурканного работой мужа, отправила его в самый настоящий отпуск. Речной круиз, с заездом в Нижний на "погостить", долженствовал благотворно повлиять на самочувствие Бухтеева. Сама же докторша осталась дома — присматривать за хозяйством, детьми и немногочисленной дворней.
Ну что ж, план, можно сказать, удался. Порфирий Иванович отдохнул отлично! Все намеченные мероприятия состоялись. Родня посещена, гостинцы розданы, ответные получены (как и письма супруге), развлекательная программа — с застольями, рыбалками и пикниками, отбыта полностью и целиком. Теперь красавец-пароход вёз его домой. Путешествие по Волге близилось к завершению.
Полдень только минул. Вокруг всё погрузилось в негу. Солнце грело не паля, лёгкий ветерок приятно освежал, небольшие волнышки лениво плескались о борт. Гладь речная ласкала взгляд спокойным простором. Громадные башни кучевых облаков недвижно висели в синейшем небе.
Воля. И покой. Пронзительные крики дерущихся чаек только оттеняли эту благость, придавая ей сочность и вкус.
Мимо доктора, далече, проплывали волжские берега. На состоявшемся недавно обеде он откушал стерляжьей ухи, махнув перед этим, для аппетита, пару лафитников можжевеловки. Оттого пребывал в самом благодушном расположении духа. Совершил неспешный променад по верхней палубе, облокотился о перила, принялся кормить чаек. Щипками отрывал кусочки от ломтя ситного, бросал их крикливым белоснежным птицам и наслаждался видами.
Вдруг, откуда-то сзади, со стороны кормы, раздался пронзительный гудок, неожиданный и бесцеремонный, как трель свистка городового на тихой улице. Отпускник от неожиданности вздрогнул и выронил остаток ситного в воду. Над плывущим хлебом тут же вспыхнула чаячья свара.
"Ба, что это?" Их догонял юркий катерок, тянущий баржу. Но не с зерном или лесом, как то обычно водится. Нет, на барже шла гульба. Не так.
⠀⠀ ГУЛЬБА!
Там, вокруг ломящихся от снеди и выпивки столов, кипело веселье. Вовсю наяривала тальянка, балалайка звенела едва не на разрыв струны, пьяные купчины громко гоготали и распевали песни, а женщины… Женщины! Бухтеев невольно подался вперёд, впиваясь жадным мужским взглядом в их отплясывающие фигурки, разодетые ярко и завлекательно — в разноцветные платья с глубокими декольте и ажурные перчатки по локоть длиной. Миловидные личики беззаботных чаровниц, по большей части, венчали высокие причёски а-ля Помпадур и кокетливые соломенные шляпки, а голые плечи и белые ножки на высоких каблуках, то и дело мелькавшие из под развевающихся от разудалых танцевальных па подолов, приковывали взгляд и томили сердце.
"Хороши, чертовки!" — невольно думал наш круизёр, безотчётно облизывая губы, как кот, узревший миску со сметаной.
А красотки будто специально дразнили нашего героя! Они белозубо смеялись, закидывая назад свои прелестные головки, визжали, когда случайный всплеск встречной волны окатывал их брызгами и вообще, вели себя абсолютно разнузданно!
"Шлюхи, точно, шлюхи" — злобно и вожделенно размышлял Бухтеев. Ему вдруг стало трудно дышать, он снял бабочку. Расстегнул пару пуговок сорочки, но помогло это мало. Кровь бурлила! Бурлила от греховной близости соблазнительной женской плоти, от ауры разврата, незримо окутывающей этот… этот вертеп!
Тем временем, влекомая катером баржа́, на которой так самозабвенно гуляли и веселились, поравнялась с вцепившимся в перила фальшборта Порфирием Ивановичем. Одна из гулящих (несомненно) девиц — полногрудая высокая шатенка в красном платье с красивым, сильно накрашенным лицом, вдруг обратила своё хмельное внимание на застывшего у планширя страдальца и крикнула:
— О, какой кавалер пропадает! Перебирайся к нам! Тут ужасно весело!
Зазывно и бесстыдно улыбнулась, посылая распалённому, сконфуженному столь откровенным вниманием Бухтееву воздушный поцелуй. Подружки же её, видя явственное смущение бедного доктора, весело рассмеялись.
И тут что-то дикое, первобытное, всколыхнуло сердце примерного семьянина! Ему неудержимо восхотелось побежать к капитану и договориться о пересадке на баржу́! (Технически, это было довольно легко осуществить.) А там найти белокурую красавицу, увлечь её смелыми речами и… покорить! Покорить щедростью и остроумием, врачебной эрудицией и жизненным опытом! Потом же, когда она наконец уступит его ухаживаниям и разомлеет от страсти, прижать её в ночи к смоляному борту и страстно целовать! В яркоалый рот и в тонкую шею! В грудь и вырез декольте!
Грехопадение доктора почти состоялось. Он уже прикидывал, во сколько ему обойдётся наём шлюпки и телеграфирование домой о… о неожиданно образовавшихся делах, да! Но здесь, видно ангел-хранитель спас потерявшего голову самца, в которого превратился несчастный. Перед мысленным взором Бухтеева встала вдруг, как живая, его благоверная. Она ласково поглаживала ручку скалки и улыбалась — оч-чень многозначительно и обещающе. Впрочем, картину эту будущий изменщик отбросил с лёгкостью. Но коварный серафим тут же подкинул другую, мгновенно впечатлившую доброе сердце верного, доселе, мужа и примерного семьянина. На картинке этой супруга его, любезная Катерина Матвевна, протягивала к нему красивые полные белые руки
