Такси за линию фронта - Станислав Кочетков
Когда отец и сын Вартарьяны были в отъезде, в их село пришли даже не ополченцы, а отморозки. Армяне, из соседнего села, вроде бы даже родственники, двоюродные дядья Керима. И сожгли их дом, изнасиловали мать и жену. На глазах единственного ребенка, дочери. Жена была беременна — выкидыш, сошла с ума; мать не выжила. Отец с сыном ушли в партизаны.
Дальше, как в случае любой войны — никакой точной информации, только слухи и сплетни. Достоверно известно, что Керим принял ислам, что деревня, откуда были родственники-отморозки, уничтожена (впрочем, как и родное село Керима), что Артур Вартарьян на войне пропал. А Керим Артурович еще при Союзе привез больную жену и дочь к родственникам-армянам в Жаботинск. И успел еще и дом в селе, в Задорожном, купить, недостроенный.
Но тут рухнул Союз.
С малолетней дочерью и больной женой не сильно-то себя проявишь в общественной жизни. Культурой земледелия и образованием мелиоратора на черноземном юге Украины, где каждый сам себе агроном — тем более. До девяносто четвертого года Керим с семьей просто выживал. Наблюдали за ним, пасли его — и СБУшники, и бандюки местные, а через них и менты. Хватался за любую работу, дома строил, электриком пахал в пансионате, растил теплолюбивые фрукты в товарном количестве — никакого успеха. И ушел Керим в медресе.
Тут, к слову, ему хоть чуть-чуть помогли. Жену в больницу, потом от мечети сиделку, дочь в спецшколу с религиозным уклоном. А сам Керим то ли к роли муфтия себя готовил, то ли к роли кади, но не муллы точно. Его даже на год в Турцию стажироваться отправляли, и дочь вместе с ним. Именно там он свою скандальную речь и опубликовал, причем по-турецки, по-английски, по-русски и по-армянски. А ну-ка, всему христианскому бомонду кинуть в лицо абсолютно европейское, практически греческое по логике рассуждение «О самооправдании собственной греховности в глазах Аллаха как главном отличии иудеохристиан от правоверных»! Околорелигиозные круги присели. Саму речь, если верить присланной ориентировке, очень внимательно изучали и в радикально-мусульманских кругах Турции, и в американском посольстве. И не получил Керим гранта на дальнейшее обучение, именно как слишком уж радикальный, нетолерантный, негибкий и окончательно правоверный. Мол, в политике таких не нужно.
Вернулся в девяносто пятом, и, видно, хоть и с дочкой на учебу ездил, но денег поднакопил. Потому купил себе жигуля и начал таксовать. Автомеханик из него получился так себе, за три года убил одну машину, продал, купил другую. Так и до сих пор ездит, правда, сейчас у него в автопарке уже два жигуля: на одном сам катается, второй внаем сдает. Дочка папе подарила, когда замуж в Крым вышла.
Больше вроде бы вообще никаких телодвижений, привлекающих внимание силовиков. Ни в войне в Арцахе, ни в бандитских разборках, ни в браконьерстве с рыболовством, даже в нашей войне и потом СВО — нигде, ничем, никак. СБУшники после четырнадцатого к нему нездоровым вниманием воспылали, но и те к восемнадцатому и наблюдение сняли, и дело сдали в архив. Только таксер, только фрукты по чуть-чуть на рынок, даже отдыхающих летом к себе не берет. Ну это-то понятно: Задорожное в трех километрах от Жаботинска, и если Жаботинск — дыра, то у него и вовсе конец географии, кто туда поедет. Хотя, если подумать…
А в восемнадцатом он отдает дочку замуж и хоронит жену. Покупает дом между рынком и автовокзалом. Убитый в ухнарь дом, практически только стены, даже крышу заново делать пришлось. И вот с этого момента начинается складская деятельность Керима, вызвавшая пристальный и недобрый интерес и бандюков, и полицаев, и бандеровцев. Был-таки в полиции один эпизод, когда охамевшего рэкетира-бандеровца кончили рыбаки-бандюки. Там Керим вроде как проходил то ли свидетелем, то ли еще одним пострадавшим, но и это дело рассыпалось «в связи с отсутствием улик», то есть опять мимо пропетлял. И ни рыбу, ни валюту, ни наркоту у него на складе никогда не находили. Даже при внезапных обысках. Хотя насколько они «внезапные», если хозяева товара сами полицаям платили…
В общем и целом, ни в Павкино ведомство Керима не возьмут, ни к Митричу, ни даже в мое. Даже если он захочет сесть за рычаги пехотной бронетехники, той же бэхи. Стар. Стар и судьбой сильно битый. Зачем же Павка мне его личное дело прислал? Неужто для развития эрудиции? Мол, посмотри, с кем ты дружишь и водку пьешь. Так если бы водку, а то самогонище…
Ага, вот, нашел. В сопроводиловке. Ага, опер-следак. Артем Никитич. Помню вчера такого, еще не был пьян. Ага… Надо с Митричем посоветоваться.
С трудом вспомнил, куда же я записал его номер. Помню, что на визитку — но на какую? Ага, просто на визиточницу, вот! Звоню…
— Але! Илья Дмитриевич? Рафик вас беспокоит, помните такого жителя края многих низких черных гор? Ага-ага, горца с донецким душком, да? Посоветоваться надо. Вы, конечно, знаете Артема Никитича, ну, того, который наши документы вчера смотрел. А сегодня ему зачем-то потребовался наш вчерашний попутчик, таксист… Да, тот, который меня привез… Ага, и увез… Ну, не без этого, и напоил тоже. Нет, пока эскулапы меня не выгнали, слава богу!.. Как не до него? Ого, даже так? Сильно прилетело? Все на выезде в Рыбачке? Разрушения сильные? И двухсотый мирняк? Тогда почему же… М-м-м, я понял! Нет, ни в мою службу, ни в вашу, ни в Павкину он не подойдет, прошлое… Да нет, не здесь, давно, на Кавказе. Не хочу по телефону долго, если есть айди в системе, могу прислать то, что мне Павка прислал… Ага-ага, записываю! Мне подождать? Как «отдыхай пока»? Что значит «сходи на море»? Нет, не был, но… Есть отдыхать. Есть ближе к вечеру. Понял, принял, жду звонка!
Зашифровал принятое от Павки, вошел в систему, отправил на айди Митрича. Смотрю на часы, смотрю в окно, думаю. Начало десятого, завтрак я того, да и после вчерашнего кусок в горло не лезет. Сходить, что ли, действительно на море? Где-то я вчера себе плавки покупал… Такие — шортами, ядовито-зеленые с оранжевыми вставками, с пальмами и попугаями…
14. Павка
Не успела скорая с Павлиной уехать, еще даже посетители «Анка-Ры» не успели отойти от шока, охранник Мелахмана еще только подбирал рассыпавшиеся фотографии, как за моей спиной раздалось «во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного», причем по-русски.
От неожиданности чуть
